– Наткнулась на Ольгу Анатольевну, когда она могилку отца навещала. Супруг и отец на одном кладбище лежат, удобно.
– Злая ты, Катерина, – пристыдила меня подруга.
– А ты им уже все простила?
– А ничего не было, что прощать?
Элеонора была права. Ее девичьи слезы обернулись встречей с Белым, он того стоил. Но у меня накопились вопросы к Прясникову. Теперь я была просто уверена, что центральной фигурой в этой истории с селитрой является именно он.
– Миша, организуй слежку за Прясниковым, – опять посоветовала я, когда Белый выходил из поликлиники.
Мы подошли к машине.
– Вот вернусь в строй, тогда и поговорим, – ответил Михаил и захлопнул дверцу моей «Оки».
Элеонора попросила отвезти ее на рынок, обошла торговые ряды и загрузила в машину гранаты, грейпфруты, виноград, грецкие орехи и зелень.
– Это ты Машке? – наивно спросила я.
– Надо поднимать Мише гемоглобин, – объяснила подруга.
Мне казалось, что нас ничто уже не держит в чужом городе и можно отправляться домой, но я ошибалась.
Элеоноре позвонила риелтор из агентства недвижимости, куда мы обратились, чтобы продать Гошкин домик. Она сказала, что есть серьезный клиент, он видел домик и хочет его купить. Покупатель торговался, и мы с Элей, посовещавшись, решили уступить ему и продать домик сейчас, пока мы еще в Краснодаре. Все складывалось удачно.
Ничего не подозревая, мы с Элеонорой подъехали к дому, а следом за нами подкатил «мерседес» майора Прясникова. Майор предусмотрительно перекрыл нам путь к отступлению, поставив «мерседес» так, что окулька оказалась в ловушке.
Выглядел Прясников неважно: мешки под глазами и цвет лица говорили о длительном запое.
– Девчонки, привет, – мрачно приветствовал он нас.
– Здравствуйте, – нестройно отозвались мы и приготовились к обороне.
– Как жизнь? Как дела? – начал светскую беседу майор.
– Вашими молитвами.
– Если бы, девочки, если бы. Мои молитвы вам не помогут.
– Молитва должна идти от чистого сердца.
– Я от чистого сердца и беспокоюсь о вас. И девушки вы вроде приличные, а вокруг вас стреляют, убивают. Как вы это объясните?
– Вы при исполнении?
– А вы хотите, чтобы я вызвал вас к себе в кабинет?
Я постаралась избежать открытой стычки и спросила:
– Что-то случилось с селитрой? Она плохого качества?
Майор Прясников не служил бы в ведомстве, если бы его было так легко подловить.
– Я ни о какой селитре не говорил, – дал он задний ход. – Я, собственно, по делу. Вы когда последний раз видели Никифорова?
Мы с Элеонорой опять переглянулись. Она молчала, предоставляя мне право выкручиваться.
– Вместе с вами в кафе, когда обсуждали наши дела, – осторожно напомнила я Прясникову.
– Да, да, конечно. – Майор сделал попытку улыбнуться. – А вы из города никуда не отлучались?
– А куда мы можем отлучиться, если выставили на продажу недвижимость. – Я кивнула на строение за забором.
– Ну что ж, удачной вам сделки, – пожелал Прясников и уехал.
Элеонора вошла во двор, открыла домик и села на веранде ждать покупателя. Я осталась на улице и еще долго чувствовала себя неуютно.
Зачем он приезжал, этот Прясников, что хотел узнать? Сколько он содрал с покупателя, мы не знали, но сейчас ему придется вернуть все, потому что в бочках оказалась не селитра. Все вышло, как мы хотели, когда проводили круглый стол на тему «Как сделать майора Прясникова». Все у нас получилось: майор попал на пять лимонов. Странно было бы, если б он не злился. «Хочу домой», – опять подумала я, не испытывая никакой радости от того, что мы переиграли майора.
Тут к воротам домика подъехал микроавтобус, из него высыпали риелтор и покупатели: бабушка, дедушка, мать, отец и молодой человек, которому, собственно, и предназначался домик. Мои размышления о роли Прясникова в судьбе Гошки пришлось отложить.
Домику такое скопление народа было явно не по нраву, он недовольно скрипел.
– Лишь бы не развалился в самый неподходящий момент, – точно угадав мои мысли, прошептала Эля, но все обошлось, и мы поехали в агентство.
Пока юристы готовили документы, я была предоставлена самой себе и опять стала думать: кто покупатель Прясникова? На самом деле майор договорился с террористами или Гошка, да упокоится с миром его душа, это придумал? Если Гошка сказал правду, то Прясникову ничего не стоит натравить на нас этих типов. Я вспомнила, что случилось с Никифоровым, и почувствовала дурноту. Перед глазами стоял пляж, освещенный закатным солнцем, и фигуры мужчин.
Я даже думать не хотела о том, что сделают с нами, попадись мы этим садистам.
Сделка подошла к концу, Элеонора вышла из агентства и мы устроились в моей машинке.
– Эля, ты как думаешь, Прясников имеет отношение к убийству Гошки?
– Знаешь, – ответила подруга, – мне такая мысль тоже приходила в голову. Я даже сказала об этом Мише. Он не думает, что это возможно. А мне кажется, он ошибается, потому что очень хороший.
Я с готовностью кивнула:
– Конечно, он хороший, может, поэтому и ошибается. Я хочу съездить на базу, где Степаныч трудился, ты со мной или тебя отвезти к Белому?
Разумеется, Элеонора больше беспокоилась о здоровье раненого, чем о покойнике, и я отвезла ее к Мишке.
На автобазе рабочий день подходил к концу, когда я туда попала, почти никого из водителей уже не было, двое пожилых рабочих забивали козла в диспетчерской и на мой вопрос, где найти начальство, ответили, что уже никого нет. Присев на скамейку рядом с мужичками, я спросила, знали ли они Степаныча.
– Да кто ж его не знал? – оторвавшись от игры, внимательно посмотрел на меня один. – А вы кто ему будете?
– Знакомая.
– Степаныч наш мужчина был положительный, серьезный, с молодыми женщинами знакомств не водил.
– Он дружил с моим братом, – объяснила я, – брата убили, я хотела встретиться со Степанычем, а его, оказалось, тоже убили, только неделей раньше. Вот такая история. Думаю, во что они оба влипли?
Я переводила взгляд с одного на другого. Они, пряча глаза, сосредоточенно разглядывали костяшки домино. Это меня воодушевило.
– Вы что-нибудь слышали о поездке Степаныча с гуманитарным грузом во Владикавказ?
Мужчины заерзали, переглянулись и один неохотно признал:
– Так это темная история. Одни говорят, что он натолкнулся на боевиков, другие болтают, что они его ждали, и он им вез медикаменты и одежду теплую.
– Кто болтает?