– А что именно вас интересует? – рассеянно уточнил метрдотель – он тяжело переживал случившееся, так как в ту злополучную среду намеревался явиться в ресторан пораньше, но проспал и таким образом случайно остался в живых.
– А что, было много необычного? – удивился Григорий Васильевич. – Тогда выкладывай по порядку. Начни с того, что тебе кажется самым необычным.
Оказалось, что необычного не было вовсе – просто мэтр не в духе и не в состоянии собраться с мыслями, вот и несет черт знает что. А было все как обычно – никаких отклонений.
– Женщины, – подсказал Григорий Васильевич. – Меня интересуют женщины, Валерий.
А, да-да, точно! Оказывается, в воскресенье была совершенно новая дама. Заказала столик рядом с тремя кругловскими, заказала вино по сто пятьдесят баксов за бутылку, сидела нормально, пила-ела… и вдруг пропала, сволочь. Да, часов в десять пропала – вышла и не вернулась.
– Кстати, Кулькин покойный ею интересовался, – вспомнил Валера. – Меня вызвал в операторскую, спросил – кто такая. Я доложил – имя, фамилия. Он Жеку распушил за то, что он не в курсе, кто такая. Я потом хотел доложить Кулькину, что у нас уход, а Жека сказал – не стоит, ему не до этого. Пусть, говорит, будет за наш счет – разобрались, мол…
Выяснилось также, что мэтр запомнил имя неплательщицы – Алиса Сергеева. Покинув рассеянного Валеру, чудом оставшегося в живых, Григорий Васильевич послал своего порученца Андрея Руренко навести справки о странной даме, склонной к исчезновениям, а сам навестил злосчастный «Парадиз».
Тыльная сторона ресторана не пострадала: был разрушен фасад, большой зал и вестибюль, который похоронила рухнувшая вниз терраса. Вскарабкавшись по обломкам на третий этаж, Григорий Васильевич зашел прямо с улицы в операторскую с потрескавшимися стенами и произвел беглый осмотр. Несмотря на обильную пыль и куски штукатурки, удалось обнаружить на ковролине несколько замытых темных пятен – по центру помещения.
– Значит, тебе ушко тут кусанули, – задумчиво пробормотал Григорий Васильевич, осматривая углы. – Интересно, интересно…
Рядом со столом, располагавшимся перед стеллажом с мониторами, Толхаев вновь обнаружил пятна.
– Месячные, что ли, у кого-то были? – поморщился Толхаев, вырезая кусок ковролина перочинным ножом, который он всегда таскал с собой. – Прямо как с зарезанной свиньи…
Дома Толхаева уже ожидал порученец Андрюха с исчерпывающей информацией об Алисе Сергеевой. Выяснилось, что в припадке творческой инициативы Андрюха смотался в БГУ и щелкнул «Полароидом» портрет Алисы, висевший в вестибюле университета на стенде «Наши преподаватели».
Вручив Андрюхе пакет с куском ковролина и пятьсот рублей на расходы, Толхаев приказал:
– Мотай в лабораторию – сдай на анализ. Потом – в горполиклинику, поройся там – может, найдешь анализ крови этой мм… Сергеевой этой. Потом – опять в лабораторию… Короче, меня интересует результат сравнительного анализа. Пошел…
Пробежав глазами листок с данными, Толхаев всмотрелся в фотографию, сделанную инициативным Андрюхой, и насторожился. Лицо дамы показалось ему смутно знакомым, хотя он мог поклясться, что ранее никогда с ней не встречался. Порывшись в памяти, Григорий Васильевич достал один из рекламных буклетов школы телохранителей «Абордаж» и положил рядом со снимком. Шикарная блондинка на развороте, в качестве телохранителя сопровождающая чего-то явно опасающегося коммерсанта, была как две капли воды похожа на Алису.
Только блондинка имела вид холеной офисной дамы, мастерскую укладку и какой-то непередаваемый словами лоск, а преподаватель БГУ в огромных черепаховых очках, с собранным в резинку «конским хвостом» была более похожа на подругу хиппи. И тем не менее это было одно лицо – ни капли сомнения.
Григорий Васильевич тут же звякнул по одному заветному телефону и попросил навести справки о персоне, его интересующей, – в частности, ему требовалось все, что касалось родственников. Спустя полчаса пришел ответ: да, есть сестра-близняшка, работала старшим инструктором в московской школе телохранителей «Абордаж»… Почему «работала»?
А потому что уже более трех лет в федеральном сыске – пропала без вести.
Еще через полчаса прибыл порученец Андрюха и принес результат: резус-фактор и группа той крови, следы которой сохранились на ковролине, те же, что и у Алисы…
Плеснув в фужер те килы, Григорий Васильевич посмотрел на часы – стрелки фиксировали половину восьмого вечера. Крикнул домовому Ефиму, чтобы тот готовил ужин, чем привел парня в состояние страшного смятения: за последние лет пять Толхаев никогда не ужинал дома.
– Хороша чертовка, – произнес Григорий Васильевич, отправляя текилу в желудок и глядя на буклет пресловутого «Абордажа». Сказал и прислушался к себе – получилось вроде бы не совсем уверенно. Поколебавшись, достал из стола листок с данными на Сергееву и набрал ее телефон.
– Да, – ответил глуховатый женский голос.
– Алиса Сергеева? – уточнил Григорий Васильевич, еще раз поздравив себя с правильно выбранной версией – такой голос мог быть либо у приговоренного к смертной казни, либо у тяжело больного человека.
– Да, – подтвердил голос. – Кто это?
– Это приятель вашей сестры, – торопливо выложил Толхаев. – Скажите ей, что двое ее хороших знакомых в настоящий момент находятся в усадьбе Николая Улюмова. Адрес: Войцеховского, 65.
– Моя сестра уже четвертый год в розыске, – без эмоций ответил голос. – Вы что – издеваетесь?
– Передайте ей, это очень важно, – проигнорировал замечание Толхаев. – Войцеховского, 65. Двое здоровых мужиков – ее приятели. До полуночи их трогать не будут – это я могу точно обещать. А после полуночи они начнут ударно колоться – сто пудов. Всего доброго, – и положил трубку.
– В розыске, говоришь, – Григорий Васильевич погрозил пальчиком официальной даме на развороте буклета. – И, наверно, думаешь, что законспирировалась, я те дам! Угу, угу…
Буклет ему дал Март. Два месяца назад Григорий Васильевич ездил по делам в Москву, увидел в местной передаче интервью о деятельности школы телохранителей «Абордаж», созвонился и заехал навестить боевого товарища.
С Мартом Толхаев познакомился в Афганистане – лет пятнадцать назад они там ударно вкалывали с милостивого разрешения Советского правительства. Только специфика деятельности у них несколько разнилась: Март командовал ротой диверсантов, которая чуть ли ни еженощно изготовляла свежие трупы, а Григорий Васильевич был хирургом на эвакопункте, оказывал неотложку доставленным с поля боя раненым. Дело в принципе житейское при такого рода профессии: однажды ночью специальный расчет, которым командовал Март, напоролся на духовскую засаду и почти в полном составе лег в негостеприимной «зеленке». Под утро их притащили на эвакопункт бойцы комендантского взвода. Не совсем трезвый по случаю тяжкой военной депрессии фельдшер, пока Толхаев с медсестрами готовил в операционной инструменты, отсортировал Марта вместе с остальными не подающими признаков жизни бойцами в разряд «двухсотых». Поработав часа полтора над теми, кого можно было спасти, Григорий вышел во двор курнуть, заметил состояние фельдшера и, усомнившись в его сиюминутной работоспособности, пошел под навес, чтобы лично убедиться, а действительно ли все там «двухсотые»? У Марта едва прощупывался пульс. Осмотрев две здоровенные пробоины в брюшине, Толхаев присвистнул и пожалел, что не поверил фельдшеру на слово.