Жить на свете стоит | Страница: 58

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Она долго гуляла среди полок супермаркета, выбирая нужные продукты. Когда корзинка наполнилась, Ника пошла к кассе, по дороге прихватив еще большой пакет яблок и упаковку свежей клубники, при одном только взгляде на которую у нее потекли слюнки. «А малыш-то у меня гурман! Клубника в ноябре», – весело подумала она про себя, выкладывая продукты на ленту. И вдруг… ей показалось, что гладкий магазинный пол уходит у нее из-под ног. На нее от соседней кассы смотрел… Максим Гавриленко, только гораздо старше и совершенно седой. Ника тихо охнула, зажала рот руками и осела на пол. К ней тут же кинулись несколько человек, в том числе и возрастной двойник Максима. Ника потеряла дар речи, только закрывала рот ладонью и во все глаза смотрела на мужчину.

– С вами все в порядке? – спросил он по-чешски, и Ника услышала знакомые нотки. – Вы меня слышите? Все в порядке?

– Д-да, – с запинкой и по-русски выговорила она, не отрывая взгляда от знакомого лица.

– О, так вы русская! – обрадовался мужчина. – Если удобно, будем говорить на родном языке. Помощь нужна?

– Д-да… мне дурно…

Кассирша уже выбила Нике чек и теперь с интересом наблюдала за происходящим. Стахова поднялась с помощью мужчины, вернулась к кассе и расплатилась. Мужчина подхватил пакет с ее покупками, забрал свой и, предложив Нике опереться на его руку, помог выйти из магазина.

На воздухе ей стало лучше. Они дошли до лавочки, сели, и мужчина, чуть задрав рукав ее куртки, посчитал пульс:

– Э-э, милочка, да у вас так сердечко выскочит. Что же с таким здоровьем по магазинам разгуливаете? Лежать нужно.

– Я… я здорова…

– Ну, давайте знакомиться тогда. Гавриленко Алексей Павлович, – представился он, и Ника потеряла сознание.


Очнулась она от резкого запаха нашатырного спирта, открыла глаза и снова увидела перед собой знакомое лицо.

– Нет, не может быть… так не бывает… – простонала она, хватаясь за голову.

– Да в чем дело? Вы пугаете меня второй раз, даже не назвав своего имени. – Алексей Павлович снова пощупал пульс.

– Меня зовут Вероника Стахова, – выговорила она. – Я… я… скажите, у вас есть сын? – Она не смогла заставить себя произнести «был», поэтому спросила в настоящем времени.

– Да, у меня есть сын. Но мы давно не общаемся, – сухо ответил Гавриленко. – Почему вас это интересует? Вы с ним знакомы?

– А… а как его зовут? – продолжала Ника, все еще не веря.

– Зовут его Максим.

Ника заплакала. Таких совпадений в жизни не бывает, она хорошо понимала это. Рядом с ней сидел отец Максима, дед ее будущего ребенка. Сидел и не знал, что его сына уже несколько месяцев нет в живых… И она, Ника, вынуждена будет сказать ему об этом.

– Слушайте, Вероника… Я терпеть не могу женских истерик. Давайте я провожу вас домой, и пусть ваш муж все это наблюдает, хорошо?

Эта фраза мгновенно отрезвила ее, успокоила. Ника вытерла глаза, встала и, глядя в глаза Гавриленко, отчетливо произнесла:

– Мужа у меня нет. Но если бы был, его звали бы Максим Алексеевич Гавриленко. К сожалению, так уже никогда не будет, потому что… потому что он погиб несколько месяцев назад в Москве. Погиб и не успел узнать, что здесь, в Праге, у него скоро родится сын.

Гавриленко медленно поднес к носу ватку с нашатырем, которую до сих пор сжимал в пальцах.

– Боже мой… боже мой… – пробормотал он, закрывая глаза. – Максим… Я знал, что так случится…

Ей вдруг стало до слез жаль его – несчастный одинокий человек, лишившийся единственного сына, пусть они и не были близки. На миг ей показалось, что Гавриленко не поверил ей, и Ника вынула мобильник. Там была одна-единственная фотография ее с Максимом – здесь, в Праге, они снялись в обнимку на Карловом мосту, улыбались в камеру телефона, а в ушах Ники красовались голубые серьги с речным песком внутри. Ника протянула телефон Гавриленко:

– Вот… это я и Максим… если вы мне не верите, посмотрите, это же он…

– Не нужно… я верю, – проговорил он, отводя руку с телефоном. – Вы вполне в его вкусе, он любил таких женщин – ярких и с внутренним содержанием.

– Если вы проводите меня до дома, я все вам расскажу, – тихо сказала Ника, дотрагиваясь до его плеча.

– Что? Да-да, конечно, идемте. – Гавриленко как-то мгновенно состарился, сгорбил плечи, сделался больным и несчастным.

Ника взяла его под руку, и они тихо пошли по узкой улочке к ее дому. Остановившись у подъезда, Алексей Павлович спросил:

– Так вы живете в его квартире?

– Откуда вы знаете, что это его квартира?

– Я сам покупал ее, когда Максим учился здесь.

– Да, теперь я живу в его квартире. Только он оформил ее на меня. Извините.

– Не надо извиняться. Вы ждете мальчика? – Он оглядел ее фигуру, и Ника чуть улыбнулась:

– Еще не очень заметно. Думаю, что это будет мальчик, во всяком случае, я этого очень хочу. Но мы стоим у подъезда, а уже холодно, – спохватилась она. – Я приглашаю вас к себе на чай.

– Да, с удовольствием, – пробормотал Гавриленко, – сегодня определенно очень странный день. Знаете, Вероника, утром я гулял с собакой и вдруг увидел бабочку. Вы можете себе представить? В ноябре – бабочка. А потом – вы. – Он шел за Никой к лифту и продолжал: – Определенно это был знак свыше. Но я не подумал… не знал, что Максим…

– Вы не пользуетесь Интернетом? – спросила Ника, отпирая дверь.

– Нет. Я не признаю этих модных новинок, люблю газеты и новости по телевидению. Кроме того, я слишком давно живу здесь, чтобы интересоваться российскими делами.

– Вы проходите в гостиную, я сейчас. – Ника прошла в спальню, сняла сдавливавшие живот джинсы, облачилась в длинный халат и вышла к отцу Максима.

Тот сидел на диване и смотрел в окно.

– Вы ничего не изменили здесь, – заметил он грустно. – В последний раз я виделся с сыном в этой квартире лет пять назад. Не дай вам бог, Вероника, пережить своего ребенка. – Он закрыл лицо руками и заплакал.

Ника растерялась. Она не знала, как вести себя с плачущими мужчинами, но вид отца Максима, так остро переживающего свое горе, тронул ее. Она села рядом и положила руку на плечо:

– Я всегда хотела узнать о вас что-то, но Максим неохотно касался этой темы. Вы… не расскажете?

Алексей Павлович вытер слезы, помолчал и попросил:

– Если не трудно, заварите чай, Вероника.

– Да, конечно. Вы какой любите? – Она поднялась и открыла навесной шкаф, в котором хранилась довольно большая коллекция чаев.

– Вряд ли у вас такой есть, заварите на свой вкус.

Ника как-то машинально вынула пергаментный пакетик с васильковым чаем, который они купили вместе с Максимом, заварила в прозрачном чайнике и поставила на стол перед Алексеем Павловичем, придвинула чашку и сахарницу.