— Что это? — спросила она.
— Ты не могла бы так больше не делать?
Эллисон, словно не слыша моей просьбы, снова ткнула пальцем в шрам, будто он ее завораживал. Ее дыхание перемещалось вдоль моего плеча, как мочалка.
— Пулевое ранение?
Я повернулся к ней лицом, но комнатка была слишком тесной, чтобы отступить назад и не сесть на край раковины.
— Кончик меча. Мой sifu немного увлекся.
— Sifu?
— Учитель. Человек, который учил меня тайцзи.
Она рассмеялась.
— Твой собственный учитель тебя ранил? Значит, он был не слишком хорош.
— Он был очень хорош. Проблема состояла в том, что он переоценил мои возможности.
— У тебя есть еще один шрам — он длиннее.
Она смотрела на мою грудь, на шрам, оставшийся после удара балийским ножом, который нанес мне торговец гашишем в Сан-Франциско, в районе Тендерлойн. Я натянул футболку.
Эллисон надулась.
— Шоу закончилось?
Я махнул рукой, чтобы она вышла, и закрыл дверь перед ее носом.
Роберт Джонсон посмотрел на меня, когда я натягивал джинсы. Он выглядел таким же недовольным, как и я.
— Может быть, атакуем ее одновременно? — предложил я. — Обойдем с флангов?
Его голова снова исчезла. Вот тебе и мужская солидарность.
Когда я вернулся в гостиную, Эллисон открыла еще одну бутылку пива и устроилась на футоне.
— Это место напоминает мне мою старую квартиру в Нэшвилле, — сказала она, разглядывая покрытую пятнами сырости штукатурку на потолке. — Господи, это было ужасно.
— Благодарю.
Она недоуменно посмотрела на меня.
— Я просто хотела сказать, что здесь все очень маленькое. Тогда у меня совсем не было денег. Знаешь, теперь я иногда вспоминаю те времена с ностальгией.
— Старое доброе время, — сказал я. — Твоя жизнь до того, как ты вышла замуж за деньги.
Она выпила еще пива.
— Не нужно меня напрягать, Трес. Ты знаешь, как любили шутить в Фалфурриасе?
— Фалфурриас. Так ты там родилась?
Эллисон с кислым видом кивнула.
— Мы шутили, что в колледж надо ходить только для того, чтобы получить «миссис». — Она постучала большим пальцем по обручальному кольцу. — Я обошлась без аттестата.
Она сжала бутылку всеми десятью пальцами и села с ногами на футон. Я посмотрел на пиво, прикидывая, сколько мне нужно выпить, чтобы догнать Эллисон.
— Когда мне было восемнадцать, я работала летом секретаршей у Эла Гарланда в конторе по продаже автомобилей.
Она со значением посмотрела на меня, словно я просто обязан знать Эла Гарланда, который, вероятно, считался большой шишкой в Фалфурриасе. Я покачал головой, разочаровав Эллисон своим невежеством.
— По выходным я пыталась петь в клубах в Корпус-Кристи. И очень скоро Эл заявил, что готов бросить ради меня жену и финансировать мою будущую музыкальную карьеру. Мы начали ездить с ним по выходным в Нэшвилл, где он показывал мне, какой он богатый и влиятельный. Тысяч десять потратил на докторов для бумажника.
— Докторов для бумажника?
Она усмехнулась.
— Парни из Нэшвилла, которые за милю чуют запах денег из провинциальных городков. Они обещали Элу все: записи, продвижение, связи. Однако ничего не происходило, если не считать того, что я регулярно демонстрировала Элу свою благодарность. Наверное, это была любовь — некоторое время. Потом он решил, что я слишком дорого ему обхожусь. Или его жене кто-то все рассказал. Я так и не узнала истинной причины. В результате я осталась в Нэшвилле с пятьюдесятью долларами и парочкой классных ночных рубашек. Глупо, правда?
Я ничего не ответил. Эллисон выпила еще пива.
— Знаешь, в чем состоит плохая часть? Когда я набралась мужества рассказать эту историю в Нэшвилле, мне попался Лес Сент-Пьер. Он только посмеялся. Такое случается по сто раз каждый месяц, сказал он, и все происходит очень похоже. Ужасное несчастье моей жизни оказалось обычной историей. Потом Лес пообещал мне сделать все правильно, и я снова повела себя как дура. Я медленно учусь на своих ошибках.
— Ты не должна мне это рассказывать.
Она пожала плечами.
— Мне все равно.
Ее последняя фраза прозвучала так, словно она произносила ее столько раз, что уже почти в нее поверила.
— Что произошло с агентством? — спросил я. — Почему Лес решил выбросить тебя из бизнеса?
Эллисон пожала плечами.
— Лес не хотел, чтобы кто-то спускал его с небес на землю, если он слишком увлекался какой-то идеей. Он не знал, когда следует остановиться. В большинстве случаев все заканчивалось хорошо. Но не всегда.
— Например?
Она решительно покачала головой.
— Не имеет значения. Не сейчас.
— А если он так и не вернется?
— Тогда агентство достанется мне.
— Ты говоришь очень уверенно. Ты считаешь, что сумеешь удержать его на плаву без Леса?
— Я знаю, тут важна репутация Леса. Конечно, будет трудно, но только в том случае, если я захочу оставить агентство себе. Имя стоит денег, и я могу его продать конкурентам в Нэшвилле. Кроме того, у нас есть контракты на ряд хитов, которые продолжают приносить деньги. Лес был совсем неглупым человеком.
— Складывается впечатление, что ты ждешь этого с нетерпением.
Эллисон пожала плечами, и по ее губам промелькнула быстрая улыбка.
— А ты бы вел себя иначе?
— Значит, тебе известно, как обстоят его дела.
— Да, и очень неплохо.
— Ты что-нибудь знаешь о хижине на озере Медина?
Лицо Эллисон стало почти трезвым, и в глазах появилось удивленное выражение. Я рассказал ей о наследстве, полученном Лесом в результате судебного решения.
— Первый раз слышу.
Однако я видел, что Эллисон что-то тревожит, как будто ее давно смущала какая-то деталь и теперь она начала понимать ее значение. Я смотрел на нее, безмолвно уговаривая рассказать мне о своих подозрениях. Некоторое время она колебалась, но в конце концов отвернулась.
— У тебя есть план, милый?
— Я собираюсь туда съездить и проверить, что там находится.
Я пожалел о своем ответе, как только прозвучало последнее слово.
Эллисон с трудом поднялась на ноги, приподняла бутылку, чтобы проверить, сколько пива еще осталось, и улыбнулась мне.
— Ты поведешь машину, а я буду твоим штурманом.
И она взялась за дело, начав с поиска двери.