Сидевший за соседним столом строительный рабочий успел заметить, что находится внутри.
— Дерьмо господне, — пробормотал он и ткнул локтем своего приятеля.
— Ты принес наличные? — недоуменно спросил Мило.
— Именно в таком виде я их нашел.
Мило посмотрел на меня, очевидно, его немного удивил мой тон.
— Хорошо. Пятьдесят тысяч?
— Половина.
Он задержал на мне взгляд.
— Проблема? — спросил я.
— Весьма возможно.
— Остальное я отдам Эллисон. Судя по тому, как развиваются события, больше она ничего не получит.
Мило посмотрел на Миранду, которая внезапно стала очень печальной.
— Эллисон, — повторил Мило. — Ты знаешь, что это деньги агентства, Леса и мои. Тебе известно, что она не имеет на них права. Так какого дьявола?..
— Если хочешь поговорить с ВНС, [183] вперед. Я не сомневаюсь, что ты собирался поставить их в известность об этой находке.
Мило закрыл рот, и его глаза вспыхнули, как у разъяренного быка, но он изо всех сил старался держать свой гнев под контролем.
— Я надеялся, что наш разговор будет более конструктивным. Я не хотел… — Он разочарованно покачал головой. — Господи, Трес, я понимаю, что мы перед тобой в долгу, но…
И он позволил мне увидеть свою обиду и смущение, стараясь показать, что мы все еще друзья.
Я повернулся к Миранде.
— Ты довольна заключенной сделкой?
Вопрос оказался для нее сюрпризом; возможно, она не ожидала, что я вообще буду с ней разговаривать. Она расправила плечи и слегка отодвинулась от меня.
— Да, все будет хорошо. Я благодарна тебе, но…
Миранда пыталась заставить себя произнести слова, которые они отрепетировали с Мило перед тем, как идти на встречу со мной. Однако у нее не получилось. Она сглотнула, и мне показалось, что еще немного, и она расплачется. Это выражение лица у нее всегда хорошо получалось.
— Миранда перебирается в Нэшвилл, — заявил Мило. — Мы оба будем там жить.
Я вновь сосредоточился на Мило.
— Вы оба.
Почему-то последние слова прозвучали абсурдно. У меня такое ощущение возникало, когда я говорил по-испански и сталкивался с незнакомым речевым оборотом — тогда все моментально теряло смысл.
Мило развернул одно тако и расправил фольгу с отстраненным интересом коронера. Маленькое облачко пара зигзагом поднялось над поджаренными яйцами.
— Нам повезло, что все получилось так, а не иначе, — объяснил Мило. — Очень повезло. Мы в долгу перед тобой, но нам кажется, что Миранда должна жить как можно ближе к месту действия.
Я посмотрел на Миранду, которая старательно отводила глаза.
— Мы просто хотели, чтобы ты знал, — продолжал Мило. — У всех нас возникли дополнительные проблемы. До тех пор, пока карьера Миранды не наберет обороты, ее положение остается весьма уязвимым. Ей необходимо поскорее забыть о том, что здесь произошло.
Я молча смотрел на Мило Чавеса.
— Она потеряла члена семьи, — продолжал Мило. — И ей постоянные напоминания о трагедии совершенно ни к чему. Мы хотим быть уверены, что тебя полностью устраивает полученная тобой компенсация, но ты не должен находиться рядом с Мирандой, Трес. Я этого требую.
— Компенсация, — повторил я. Еще одно непонятное выражение. Я посмотрел на Миранду. — Остальным вы также намерены предложить компенсацию — Кэму, Шеку, Лесу? Как насчет Брента и Джули Кирнс?
Миранда стерла слезу. Она колебалась между скорбью и гневом, пыталась решить, какой подход будет более эффективным.
— Это нечестно, Трес, — хрипло пробормотала она. — Нечестно.
Я кивнул.
— Сколько пройдет времени, прежде чем Мило получит от какой-то более крупной шишки, которая решит, что будет лучше отстаивать твои интересы, предложение отойти в сторону? Неделю назад ты сказала, что Эллисон — единственный человек, который пугает тебя до смерти, Миранда. Я встречал людей и пострашнее.
— Прекрати, — вмешался Мило.
Теперь он полностью превратился в адвоката. Наши отношения начались тридцать секунд назад и растают как дым, когда разговор подойдет к концу, точно следы от пальцев в тесте для хлеба.
Я встал, собираясь уйти. Ко мне подскочила официантка и извиняющимся тоном предложила кофе, очевидно решив, что слишком задержалась. Когда я ничего не ответил, она обиженно приподняла брови и ушла.
— Ты сдержал свое обещание, Чавес, — сказал я. — Позаботился о том, чтобы все закончилось не так, как в прошлый раз.
И вышел из кафе.
Когда я проходил мимо Уиллиса Дэниелса, тот даже не стал отрываться от своей книги. На его губах бродила умиротворенная улыбка Санта Клауса, какой она бывает на следующий день после Рождества.
Через окно кафе «Сансет» я видел, что Миранда плачет, а Мило обнял ее за плечи своей огромной рукой. Он пытался ее успокоить — вероятно, говорил, что она сделала все правильно и что дальше будет легче.
В моем «Фольксвагене» не оказалось утешителей, которые повторили бы эти слова для меня.
Что ж, так даже к лучшему. Я бы им врезал.
Свернув на Бродвей, я поехал в аэропорт. Мне предстояло проводить один самолет.
Главный терминал аэропорта Сан-Антонио по форме напоминает леденец на палочке — длинный коридор с каруселью ворот в конце. В центре находятся киоски, дорогое кафе и стойка с сувенирами, где вам дается последний шанс купить настоящие техасские маринованные халапеньо, чучела броненосцев и гремучих змей в пластиковых сиденьях для туалета.
Регистрация на рейс «Пан-Американ» в Нью-Йорк проходила у двенадцатых ворот. Я приехал на час раньше. Только что приземлился самолет из Денвера, из которого вышло несколько бизнесменов, пара студентов колледжа, множество бледных пенсионеров, зимних техасцев.
Я купил себе в баре разливного пива на четыре доллара и уселся за столик, за рядом бромелиевых, [184] как раз напротив ворот номер двенадцать. За соседним столиком пара рядовых авиации в гражданском обменивалась историями. Они только что закончили базовый курс подготовки в Лэкленде [185] и отправлялись в недельный отпуск. Один из них рассказывал о своей жене.
Никто из тех, кого я хотел увидеть, не подходил к воротам. Регистрация еще не началась. Две стюардессы неспешно вышли из ворот — блондинки с длинными ногами и чемоданчиками на колесиках. Грузный капитан шагал за ними и наслаждался видом сзади.