— Не бери в голову. Так или иначе, Марк обрел равновесие. — Он снова засмеялся. — Хрупкое, конечно, но все-таки он выпутался сам, без таблеток и психотерапевтов. Уже не так плохо. Хотя, по-моему, этот метод лечения довольно рискованный.
В этот момент Хадиджу осенило.
— А где он сейчас? Он говорил мне о какой-то поездке…
— Мне кажется, он что-то копает в связи с Жаком Реверди.
— Реверди?
— Ты газеты читаешь? Тип, который зарезал туристку в Малайзии. Бывший чемпион по дайвингу. Он ждет суда. Я почти что уверен: Марк вбил себе в голову, что должен получить его признание. Это его мечта: проникнуть, хотя бы на мгновение, в мозг убийцы.
Больше вопросов у Хадиджи не оставалось. Она чувствовала себя опустошенной. Машинально подняв свою салфетку, она увидела, что под ней лежит конверт, явно подсунутый Венсаном.
— Что это такое?
— Сюрприз. Твой первый контракт. Жалко, что мы сегодня уже не повеселимся.
Хадиджа взглянула на контракт, потом улыбнулась:
— Если это шутка, то не смешная. Тут написано: сорок тысяч.
Венсан снова поднял бокал:
— Именно это и предполагалось отпраздновать сегодня вечером, лапонька. Теперь для тебя вся жизнь станет одной большой шуткой.
— Иди сюда. Это срочно.
Эрик схватил его за плечо. Это само по себе свидетельствовало о серьезности ситуации: в обычных обстоятельствах он никогда не осмелился бы дотронуться до Реверди. Жак отложил свои гантели и пошел за французом. Час дня. Жара всей своей тяжестью навалилась на тюрьму.
Они перебежали через двор мелкими шажками — горячий асфальт обжигал босые подошвы. Их тени были густыми и такими короткими, что казалось, они впечатываются в землю. Присев на корточки возле столовой, они смогли наконец перевести дыхание.
— Куда ты меня ведешь, сюда, что ли?
Эрик не ответил. Опершись локтями на колени, он мотнул головой в сторону блока «С». Еще пятьдесят метров под палящим солнцем.
Уродец снова пустился в путь. Реверди нехотя последовал за ним. Они двигались, высоко вскидывая ноги, стараясь касаться асфальта лишь на мгновение. Еще несколько секунд, и они снова оказались в тени. Эрик по-прежнему смотрел вперед — в сторону футбольной площадки, в направлении кромки болота. Шутка затягивалась.
— Куда мы идем, черт побери? — взревел Реверди,
Эрик, не отвечая, снова побежал вперед. Жак, с трудом сдерживая злость, следовал за ним. Они прошли через ворота, окруженные колючей проволокой, достигли стадиона. На двухсотметровом пространстве больше не оставалось никакого укрытия, только пустые ворота, форма которых вызывала ассоциации с виселицей.
Бежать дальше не было сил — жара иссушила их настолько, что тела, казалось, вот-вот превратятся в тонкий песок. Тем не менее они продолжали идти вперед, высоко вскидывая ноги, словно на соревнованиях по спортивной ходьбе. Коротышка и великан, в одинаковых белых футболках, в одинаковых бесформенных полотняных штанах. «Парочка клоунов», — стиснув зубы, подумал Жак.
Впрочем, эта беготня его отвлекала. Он уже два дня переживал неудачу Элизабет и никак не мог успокоиться. В гневе он чуть было не разорвал ее фотографию. Как у нее могло не получиться? Как она могла добраться до Камерон-Хайлэндс и не найти там знака? Он обманулся: эта девушка ничем не лучше всех прочих.
Они дошли до конца площадки, а потом пробежали по цементному, добела раскаленному спуску, Эрик предупредил:
— Пришли.
— Куда?
Он показал пальцем. Реверди увидел на самом краю площадки толстые канализационные трубы. Вдоль бетонной стенки были натянуты переплетенные куски ткани. Сзади тянулись ряды колючей проволоки. Еще дальше — болота…
— ВИЧ-квартал.
Реверди почувствовал, как по спине пробежал холодок. Об этом месте ему уже говорили. Однажды надзиратели в резиновых перчатках и масках приволокли отсюда в больничку труп. В Канаре СПИД по-прежнему считали чем-то вроде проказы. Тюремщики даже не осмеливались бить ВИЧ-инфицированных. Начальство поселило «больных» в отдельном бараке. Но рано или поздно они оказывались здесь. На краю. Отверженные среди отверженных.
Они подошли. Помимо собственной воли Реверди испытывал странную смесь любопытства и страха. Больные в конечной стадии не заходили в медпункт. Их отправляли прямиком в Центральный госпиталь. А в каком состоянии эти? Он представлял себе рахитичные тела людей, лишенных иммунитета, пораженных самыми разными болезнями…
Он ошибался. Здешние обитатели ничем не отличались от остальных заключенных: загорелые до черноты, обросшие, в лохмотьях. И в отличной форме. Кто-то играл в карты, группки собирались возле жаровен, стоявших под трубами. Здесь царило нескрываемое, беззаботное оживление.
В отдалении что-то варилось на большом костре, поднимался черный дым, человек десять заключенных, с лицами, обвязанными футболками, толпились вокруг огня. Запах стоял невыносимый.
— Дурь варят.
Реверди знал, как готовят такого рода дрянь. Это нетрудно — растворители, таблетки для похудания, сточные воды… Настоящий нектар. Подобное производство сопряжено только с одной проблемой: смесь взрывоопасна. Охотников связываться с ней, как правило, находится немного. Но здесь умельцы нашлись. Уже приговоренные, которых не пугала перспектива разлететься клочьями по стенам.
Эрик направился ко входу в подвал. Реверди — за ним. После солнечного света темнота оглушила его будто молотом. Ему пришлось остановиться: он больше ничего не видел. Понемногу глаза привыкли к мраку. Тут был настоящий проспект цилиндрической формы, забитый людьми, как станция метро в часы пик. Они сидели группами, прислонившись к вогнутым стенам, вдоль которых стояли палатки из тряпья. Эрик шел вперед, обходя эти лохмотья. От колеблющихся огоньков шел сильный запах нефти. Люди сидели скорчившись в звериных позах. Некоторые лежали, трясясь под тряпками. Реверди не знал, был ли у них СПИД, но у всех у них шла ломка.
Он узнал призраки, появлявшиеся в медпункте в надежде выпросить какие-то лекарства, чтобы облегчить свои мучения. Потом они возвращались сюда, в царство заброшенных труб. Чтобы торговать своими таблетками. Вкалывать себе зелье, растворенное в сточной воде. Заражать друг друга старыми шприцами. Он уже не задавался вопросом о том, зачем Эрик привел его сюда. Наверное, в этой мертвецкой кто-то кончался.
Они перешагивали через неподвижные тела. Жак отмечал знакомые признаки. Вздутые затвердевшие вены; конечности, покрытые синяками; лица, обтянутые кожей. Он видел также руки и ноги без пальцев. Типично для тюрем: героинщики в состоянии транса теряют чувствительность. Пока они парят в облаках, крысы отгрызают им конечности. Потом они просыпаются, обглоданные, как косточка от окорока.
Вдруг Реверди понял, что они оказались в своего рода «зале совещаний». Вокруг горевшего в центре костра сидели по-турецки какие-то люди: неподвижные, с остановившимся взглядом. Двигались только их челюсти. Они беспрестанно жевали. Казалось, их челюстями движет некая дьявольская сила, тогда как тело уже умерло.