— Каким делом?
— Убийством на пляже. Что вам точно известно об этой конторе?
— Мы сталкивались с ними по поводу ограбления в квартале Шартрон. Сотрудники агентства осуществляли охрану одного особняка. По-моему, та еще шайка-лейка. Бывшие вояки. Вы с ними общались?
— С директором. Некий Жан-Мишель Саес.
— И что он вам рассказал?
— Что автомобиль у них угнали за несколько дней до событий. Я хочу проверить, так ли это.
— Ведите себя осторожно. Если мне не изменяет память, у них достаточно высокие покровители.
Она подумала о Ле-Козе, которого отправила прямо в логово зверя. С незаконным обыском, основанным на смутных догадках. И в ту же секунду решила, что не станет ему перезванивать. Ей нужны факты. Инстинкт подсказывал, что здесь что-то кроется… А шишки будем подсчитывать потом…
Она спустилась в холл к кофейному автомату и почти бегом вернулась обратно. Снова открыла «мак» и принялась писать отчет. В конце концов, подвести итог собственным достижениям — не такая уж плохая идея.
* * *
Он проснулся от резкой боли.
Внутренности раздирало мучительным спазмом. Жгучая боль тянулась от лобка и поднималась к ребрам, пронзая спину с такой силой, что ему показалось, что сейчас у него хрустнут позвонки.
Он разлепил глаза. Свет погасили. Весь этаж был погружен в темноту. Что с ним такое? Ответом на его немой вопрос стало громкое бурчание в животе, сопровождаемое нестерпимым жжением в области ануса. Острое кишечное расстройство. Расплата за то, что весь день вливал в себя гадость, выдаваемую за красное вино. А может, пищевое отравление. Или страх. Страх, не покидавший его со вчерашнего дня и вот теперь взорвавшийся где-то в самых печенках.
Он скатился на бок, сжав руками живот, и опустил ноги на пол. Кружилась голова. Ноги дрожали. Срочно в сортир! Больше он ни о чем не мог думать. Согнувшись пополам, он сунул в карман нож и, шатаясь, побрел к двери. Каждый шаг отзывался новым всплеском резкой боли.
На пороге он остановился, ухватившись за косяк. Кажется, в начале коридора он видел туалет… Но вот хватит ли у него сил добраться до него?
Он шагнул в темноту, привалившись к стене. Руки по-прежнему сжимали живот. Со всех сторон доносились звуки: одни кашляли, другие пускали ветры, третьи храпели… Кое-как он дотащился до санблока. И здесь его взору открылась сцена корриды. Двое дежурных навалились на мужчину, который намертво вцепился в кран. Януш видел только его глаза, озаренные безумием. Мужчина не отбивался и не кричал, целиком сосредоточенный на своем трофее. Санитары так же молча упорно оттаскивали его от раковины.
Нет, в этой свалке ему делать нечего.
Душевые! Там тоже есть туалет. Он толкнул застекленную дверь. Повернул направо. Вышел во двор. Ледяной воздух на краткий миг принес иллюзию облегчения. Все вокруг замерло. Даже собаки на крыше первого корпуса угомонились.
Януш понятия не имел о том, который теперь час. Он стоял, погруженный в пучину ночи. В пучину боли. Из последних сил он обошел корпус подонков общества. Свет в душевой не горел. Вот и красные двери, белая кафельная плитка. В помещении царила чистота. Сильно пахло дезинфекцией. Он толкнул дверь ближайшей кабинки. Занято. Изнутри раздавались стоны, сопровождаемые звуками опорожнения кишечника.
Следующая кабинка оказалась свободна. Он открыл дверь головой. Протиснулся внутрь, развернулся, спустил штаны и сел на унитаз, не дав себе труда запереть задвижку. Внутренности как будто резали острым ножом.
Наконец-то! От облегчения он едва не задохнулся.
Веки от наслаждения закрылись сами собой. Он извергал из себя зло. Живот еще болел, но эта боль была ничто в сравнении с чувством блаженства.
Он прислушался к звукам, доносящимся из соседней кабинки. Он и сам издавал точно такие же. Что ж, он стал одним из них. Собрат по дерьму. Соратник по помойке. Здесь, в сортире, он принимает боевое крещение.
И вдруг он застыл.
Перед ним кто-то был.
Не поднимая головы, он приоткрыл глаза. В паре сантиметров от его конверсов стояли начищенные до блеска ботинки фирмы «Уэстон». Его охватила паника. Как это могло случиться? Он не запер дверь. И человек проскользнул в кабинку вслед за ним, только, в отличие от него, не забыл задвинуть защелку. Все это — пока он облегчался.
Януш продолжал притворяться, что не замечает вторжения. Мелькнула мысль о румынах. Но нет, румыны не монтировались с «уэстонами». Он слегка приподнял голову. Узкие, безупречного покроя костюмные брюки выдавали свою принадлежность к одной из лучших итальянских фирм.
Еще чуть выше — и он увидел руки. Руки сжимали трубный хомут. Нейлоновый шнур с насечками на внутренней поверхности. Штука, знакомая рабочим всего мира. А ему-то это откуда известно?
Он быстро поднес к горлу ладонь. Веревка впилась ему в запястье. Он сжал пальцы в кулак, ослабляя давление на горло. Пока убийца готовился повторить попытку, Януш резко вскочил и со всей силы ткнул лбом ему в подбородок. Голова вспыхнула от боли. Януш рухнул на сиденье унитаза, сдерживая рвущийся наружу крик.
Нападавший выпустил свою удавку. Он пошатывался, сотрясая стенки кабинки. Януш не стал тратить время на то, чтобы надеть штаны, и левой рукой — правая по-прежнему была прижата к горлу — толкнул убийцу вон.
Ничего не произошло. Только сейчас он вспомнил, что дверь открывается внутрь. Он нащупал задвижку и дернул ее в сторону. Дверь поддалась. Но выскочить он не мог — путь закрывал своим телом убийца, который, похоже, начал приходить в себя.
— На помощь! — заорал Януш.
В этот миг, именно в этот краткий миг, он понял, что его жизнь висит на волоске. За порогом кабинки, прямо перед ним, стоял второй убийца с пистолетом в руке. Он мгновенно узнал его. Один из соглядатаев, следивших за ним в квартале Флеминг. Один из тех, кто устроил бойню на пляже в Гетари.
Человек в черном поднял руку с пистолетом.
— На помощь!!!
Первый из нападавших загораживал ему обзор. Но вот он, все так же шатаясь и не отрывая рук от лица, вывалился из кабинки. Януш поднял ноги и резко захлопнул за ним дверь. Затем скорчился на сиденье, прикрывая локтями голову, и снова крикнул:
— На помощь!
Ответом ему была тишина. Ни грохота выстрелов, ни дождя из пуль, ни боли. Ничего. По ту сторону дверцы больше никого не было. Он это почувствовал.
Свободной рукой Януш быстро подтерся и — в нем еще сохранялись остатки достоинства — натянул штаны.
Все это время он беспрестанно орал, даже не орал, а визжал, как свинья, которой режут горло:
— На помощь!
Во дворе послышался топот. Сейчас его спасут. Он еле-еле успел спустить воду, и тут на него напал нервный смех. Он жив. Януш выбрался из кабинки и с трудом высвободил пальцы из захвата удавки, помогая себе зубами и свободной левой рукой. Ему хватило ума застегнуть воротник рубашки. Давать какие бы то ни было объяснения по поводу нападения он уж точно не собирался.