Анаис медленно прошлась между этими импровизированными палатками. Она была в дождевике и резиновых сапогах. Настроение — хуже некуда. После кошмарного сна она больше не сомкнула глаз. Перечитала и выправила рапорт и ранним утром отправила его электронной почтой судье. Простуда ее так и не отпустила, кроме того, она повздорила с майором Мартено, утверждавшим, что он до сих пор не получил отчета о вскрытии тел. Это было не просто вранье, а наглое вранье.
Одна куча состояла из электробытовых приборов и посуды. Вторая — из одежды, постельного белья и полотенец. Третья — из предметов, извлеченных из ванной комнаты и туалета: раковина, унитаз, ванна. В следующей оказались книги Бонфисов. Анаис не покидало ощущение, что она ходит по лавке старьевщика.
Впервые за долгое время у нее согрелись руки. По пути в Гетари она остановилась возле аптеки и купила набор по оказанию первой помощи. Дезинфицирующий раствор. Заживляющую мазь. Бинты. В машине сделала себе перевязку. Волчица, зализывающая раны.
У нее зазвонил мобильник. Ле-Коз.
Она укрылась под деревом.
— Я кое-что нарыл, — довольным голосом доложил лейтенант.
— Слушаю.
Ле-Коз отправился в ЧОАН и хорошенько потряс ночного сторожа. Получил доступ к документам предприятия. Лицензия. Копии юридических актов. Годовые отчеты. Список клиентов, представленных фармацевтическими или промышленными компаниями, которые пользовались услугами агентства для охраны своих секретов. В сущности, ничего особенного.
Здесь же выяснилось, что агентство принадлежит холдингу, основанному несколькими участниками. Анаис ничего не поняла из описания фирм, перечисляемых Ле-Козом, — до того, как поступить в полицию, ее младший коллега получил экономическое образование. Из этой мешанины имен и названий она уловила одно: холдинг входит в состав крупной французской компании «Метис», специализирующейся на химическом производстве и расположенной в пригороде Бордо. Где-то она уже слышала это название.
— Что ты нашел по «Метису»? — в лоб спросила она.
— Ничего. Или почти ничего. Сфера деятельности — химическое, сельскохозяйственное и фармацевтическое производство. Тысячи служащих по всему миру, большая часть — во Франции и Африке.
— И это все? А кто владелец?
— Это акционерное общество.
— Надо было копнуть глубже.
— Это невозможно. Ты сама знаешь. Я уж не говорю про то, что обыск я производил незаконно. Но главное, любой лишний шаг вперед — и мы упираемся в стену. Тебе уже сообщили, что назначен судья?
— Я встречаюсь с ним сегодня днем.
— Нам оставят расследование?
— Сегодня вечером узнаем. У тебя все?
— Не совсем. Утром появилась новость.
— Что за новость?
— Виктора Януша засекли в Марселе. Мы получили сразу несколько донесений. Ночь он провел в ночлежке для бомжей. Дать тебе номер телефона майора, который руководит его поисками?
* * *
Рыбацкий порт Валлон-дез-Оф — одна из главных достопримечательностей Марселя, но в тот день, 18 февраля, он казался призрачным. Рестораны не работали. Суда стояли на приколе. Пляжные домики были заперты. Пустынная набережная, окружающая рейд, сияла чистотой, словно отмытая мылом. Януша это безлюдье ничуть не смущало. Ему нравилось, как ветер обдувает его лицо. Нравилась висящая в воздухе водяная пыль. Нравилось море, далекое и близкое, незримо присутствующее в каждой частице света. Он как будто пил морскую синеву и дышал морской солью.
Они сидели возле самой кромки воды, напротив акведука, расчертившего своими пролетами небо и водную гладь. Идеальное место, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
— Откуда ты знаешь, что я врач?
— Да ничего я не знаю. А ты что, правда врач?
— Ты же сам только что кричал в ночлежке, что я лепила.
Шампунь пожал плечами. Он собирался позавтракать и извлекал из сумки все необходимое. Пару помятых походных котелков. Вчерашние круассаны, подаренные добросердечной булочницей. Непочатую бутылку дешевого вина, купленную Янушем. Наполнив из бутылки оба котелка, он обмакнул в пойло черствый круассан.
— А ты чего сидишь? Закусывай!
— Я тебе раньше говорил, что я врач?
— Да ничего ты не говорил! Из тебя, если хочешь знать, вообще было слова не вытянуть. Но ты вроде в этом деле чего-то такое соображал. Особенно насчет того, что творится у нас в башке.
— Типа психиатра?
Шампунь молча грыз круассан. Прибой с тихим плеском катил волну за волной, оставляя возле его ног пенный след.
— Ты помнишь, когда мы познакомились?
— В ноябре, кажись. Холодрыга была, не приведи господи.
Януш достал блокнот и начал делать записи.
— Я смотрю, ты в интеллихенты подался, — хмыкнул Шампунь. — А чего не пьешь-то?
— Мы познакомились в общежитии «Эммауса»?
— Ну да.
— А где именно?
Бомж недоверчиво покосился на него. У него была гладкая, очень белая кожа, совершенно лишенная растительности, — ни бровей, ни щетины на подбородке. Сквозь нее выпирали острые кости, делая лицо похожим на череп скелета. Множество шрамов — немые свидетельства драк и потасовок. Но не только. Януш заметил также протянувшийся вокруг лысой головы продольный шрам, явно оставленный хирургом. Несомненно, бомж перенес операцию по трепанации черепа.
— Так где именно в «Эммаусе»? — повторил он вопрос.
— Ну ты даешь! На бульваре Картонри в Одиннадцатом округе, вот где.
Он подлил себе вина и окунул в него второй круассан. Януш по-прежнему черкал в блокноте.
— Двадцать второго декабря меня замели за участие в драке.
— А, про это ты помнишь?
— Более или менее. А ты? Ты знаешь, что там в точности произошло?
— Ну, меня там не было, но потом мы с тобой один раз разговаривали. На тебя наехали ребята из Бугенвиля.
— Что такое Бугенвиль?
— Район Марселя, что ж еще? Неподалеку от Загона. Там тусуется местная банда. Полные отморозки. Беспредельщики.
Интересно, подумалось Янушу, как ему удалось вырваться живым из лап этих бандюг.
— А почему они на меня наехали? Грабануть хотели?
— Грабануть? Да чего у тебя было брать-то? Не, они хотели тебя мочкануть, это точно.
— Это я сам тебе так сказал?
— Да ты их боялся, чуть в штаны не наложил!
— А я говорил тебе, почему они хотят меня убить?
— He-а. Сказал только, что сваливаешь. Что к тебе вернулся свет. Что боги пишут свою историю. Ну, чего-то в этом роде. Ты всегда был с приветом, но иногда мог такое ляпнуть — хоть стой, хоть падай.