— Что ты видел на пляже?
— Да не на пляже. На скалах.
Бомж смотрел прямо перед собой. Наверное, видел внутренним взором ту давнюю сцену. Его воспаленные бесцветные глаза усыхали, словно выставленная на солнце раскрытая устрица.
— Там был ангел… Ангел с крыльями. Красивый. Большой. Но он сгорел. Слишком близко подлетел к солнцу…
Может, Жестянка и был чокнутым, но он присутствовал на месте преступления в тот момент, когда оно совершалось. Януша тоже охватила дрожь, хотя спину пекло. Ему стоило немалого труда сдержаться и не схватить старика за грудки, чтобы вытрясти из него правду. А правда была здесь, рядом, только руку протяни.
— А рядом с ангелом кто-нибудь был? Ты кого-нибудь еще там видел?
Жестянка перевел мутные, словно затянутые тиной глаза на Януша:
— Ага, видел. Был там один мужик.
— И что он делал?
— Молился.
Вот так неожиданность.
— Как так молился?
— Он стоял на коленках возле ангела. И повторял одно и то же слово.
— Какое слово? Ты его расслышал?
— Не, ничего я не слышал. Я далеко был. Но я прочитал по губам. Я умею читать по губам. Давно научился, еще когда работал в центре для глухонемых…
— Что он говорил? Что, черт возьми, он говорил?
Умирающий старик захихикал и съежился под пледом. Януш чувствовал себя рыбой, пойманной на крючок. Почти тотчас же до него дошло, что уличный шум изменился. Теперь к привычным звукам добавилась музыка, вернее, ритмичный стук. Если это и была музыка, то странная, на грани пародии. Она вызывала ощущение кошмара. Но она означала, что в городе начался карнавал.
Януш заставил себя успокоиться и шепнул на ухо старику:
— Слушай, Жестянка! Я приехал издалека, чтобы поговорить с тобой. Скажи мне, что говорил этот человек, который молился рядом с ангелом. Какое слово он повторял?
— Русское слово.
— Русское?
Жестянка вытащил из-под пледа корявый палец и принялся отбивать им такт:
— Слышишь? Карнавал.
— Какое слово он повторял?
Жестянка все так же стучал по подлокотнику костлявым пальцем.
— Какое слово?
— Он все время твердил: «matriochka»…
— Что это означает?
Полуживой бродяга подмигнул ему:
— И ты меня убьешь?
Януш схватил его за руку, прикрытую пледом:
— Господи боже, да зачем мне тебя убивать?
— Потому что мужик, который молился, — это был ты, говнюк!
Януш выпустил руку больного и отступил к перилам. Музыка за спиной звучала все громче. Она уже перекрывала уличный шум. От нее слегка вибрировал пол балкона.
Жестянка ткнул в Януша пальцем:
— Ангела убил ты. Ты убил его и сжег, потому что ты демон. Ты — посланец Сатаны!
Януш едва не упал. Ему пришлось вцепиться в балконные перила. Лишь тут он осознал, что вокруг что-то не так. В карнавальную музыку ворвались посторонние звуки. Завывания сирен. Они перекрывали карнавальный галдеж. Перекрывали шум улицы.
Он повернулся лицом к дороге. Отовсюду съезжались полицейские машины. На крышах крутились мигалки, рассыпая под солнцем бриллиантовые искры. Хлопали, открываясь, дверцы. Из них десятками выпрыгивали люди в форме.
Вцепившись обеими руками в перила, Януш, остолбенев, наблюдал за этой картиной. Он замечал каждую деталь. Полицейские рации. Красные повязки. Оружие…
Толпа расступалась перед ними.
Притормаживали трамваи.
Навстречу полицейским спешили «кающиеся грешники».
И тут все как один задрали головы. Януш еле-еле успел отступить в глубь балкона. Когда он снова бросил взгляд на улицу, то увидел Анаис Шатле. Она заряжала пистолет.
Он не раздумывая бросился к левому краю балкона, швырнул вниз свой портфель, перекинул ноги через перила и ухватился за водосточную трубу.
В ушах раздавался гомон карнавала и слышались смешки Жестянки. Он полез по трубе, по-обезьяньи перебирая руками и ногами. Когда руки совсем онемели, он спрыгнул в пустоту и упал на тротуар. От удара перехватило дыхание. Ему показалось, что он переломал себе все кости. Прокатившись по земле, он сумел приподнять голову и тогда увидел, что все входы и выходы в здание перекрыты полицейскими. На сей раз он точно попался.
В падении он разбил витрину и сейчас поразился, что не чувствует ни боли, ни страха. Полицейские, привлеченные грохотом, оборачивались в его сторону, выхватывая оружие. В свете мигалок он ясно видел, что они испуганы ничуть не меньше его. Если не больше.
В этот миг справа показался трамвай, перекрыв ему поле обзора. Вместо вооруженных полицейских на него из залитых солнцем окон пялились изумленные пассажиры. Он вскочил на ноги. Подобрал портфель и, бормоча: «Matriochka», бросился вперед, туда, где звучала музыка карнавала.
Вся его жизнь оборачивалась каким-то затянувшимся дурацким розыгрышем.
* * *
Он догнал трамвай, проскочил наискосок перед головным вагоном и едва увернулся от второго трамвая, шедшего в противоположном направлении. Некоторое время он, почти оглохнув, бежал в узком коридоре между двумя громыхающими составами. Затем свернул налево и помчался прочь от трамвайной линии. На оставшийся за спиной приют Арбура и легионы полицейских он даже не обернулся, хотя не сомневался, что они несутся за ним по пятам.
Он знал, что будет дальше. Все это с ним уже бывало. Сейчас из здания выбегут полицейские, в том числе Анаис. Они разделятся на группы и начнут прочесывать авеню Репюблик и прилегающие кварталы. Вызовут дополнительные машины. Снова завоют сирены, подвозя очередную армию охотников. И все они будут преследовать одну и ту же дичь — его, Януша.
Он выбрался на площадь, в центре которой стоял памятник из белого камня. Какой-то исторический деятель. Януш на секунду остановился, пытаясь отдышаться. Увидел деревья. Церковь с античным портиком. Зонты от солнца. Пешеходов, машины, парочки за столиками кафе. На него никто не обращал внимания.
Он сосредоточился. Уперев ладони в колени, весь обратился в слух. Он ловил нужный ему сигнал. Карнавальную музыку. Завывания сирен сильно мешали, но Януш все же сумел определить, откуда звучат фанфары и барабаны.
Он побежал по широкому проспекту, открывшемуся справа. Главное — добраться до карнавальной толпы. А там он смешается с народом и станет невидимым. Не замедляя бега, он пытался думать. Но мысли рвались. Откровения Жестянки. Его рассказ о том, что Януш был на месте убийства Икара. Странное слово matriochka. Слишком много вопросов. И по-прежнему — ни одного ответа. Сам себе не отдавая отчета, он бормотал на бегу: