– Как фамилия призывника?
– Кайлуа Реми. Лет пять назад он был комиссован по поводу острой шизофрении. Может, вы его помните? Если да, то я хотел бы знать, симулировал он свою болезнь или нет.
Врач возразил:
– Эти сведения не подлежат разглашению.
– Слушайте, доктор, Кайлуа найден в горах убитым. Он задушен. У него вырваны глаза. На теле следы пыток. Следователь Бернар Терпант вызвал меня из Парижа вести это дело. Он, конечно, может связаться с вами сам, но на это уйдет масса времени. Поэтому я и прошу вас вспомнить...
– Я помню, – отрезал Ивенс. – Он был тяжело болен. Безумен. Вне всякого сомнения.
В глубине души Ньеман ожидал чего-то подобного. И все же слова врача удивили его. Он переспросил:
– Значит, Кайлуа не был симулянтом?
– Конечно нет. Я постоянно имею дело с симулянтами. Эти дурачки проявляют куда более богатую фантазию, чем настоящие сумасшедшие. Болтают невесть что, измышляют самые невероятные бредовые истории. А больные, наоборот, всегда повторяются, они зациклены на какой-нибудь одной идее. Она их грызет, точит. Ведь даже безумие имеет определенную логику, свое рациональное зерно. Реми Кайлуа был действительно болен. Классический случай.
– Какие признаки безумия он проявлял?
– Раздвоение личности. Потеря контакта с внешним миром. Нежелание общаться с окружающими... В общем, типичнейшая шизофрения.
– Доктор, этот человек работал в библиотеке Гернонского университета. Он ежедневно общался с сотнями студентов и...
Врач усмехнулся.
– Сумасшествие умеет маскироваться, комиссар. Безумные часто выглядят совершенно нормальными для окружающих. Вы должны знать это лучше меня.
– Но вы же сами сказали, что его безумие бросалось в глаза.
– У меня большой опыт. Кроме того, Кайлуа впоследствии мог научиться контролировать себя.
– Почему вы сделали в досье приписку о терапевтическом лечении?
– Я советовал ему лечиться. Вот и все.
– А вы, со своей стороны, связались с РУКЦ в Герноне?
– Честно говоря, уже и не помню. Случай был интересный, но, кажется, в клинику я так и не позвонил. Слушайте, если эта тема...
– Интересный случай – я правильно расслышал?
Врач присвистнул.
– И еще какой! Этот тип жил в своем замкнутом мире, где царили его собственные строжайшие законы и где его личность вырастала до гигантских размеров. Находясь среди людей, он, разумеется, проявлял определенную гибкость, но на самом деле был буквально одержим страстью к порядку и точности. Каждое его чувство и ощущение оформлялось в конкретную фигуру, в самостоятельную личность. Он один представлял собой целую армию. Поразительный случай.
– Кайлуа был опасен?
– Несомненно.
– И вы его отпустили?
Наступила пауза, потом Ньеман услышал:
– Знаете, сумасшедшие на свободе...
– Доктор, – перебил его комиссар, – этот человек был женат.
– Ну, в таком случае... мне очень жаль его супругу.
Ньеман положил трубку. Откровения врача раскрыли перед ним новые горизонты. И усугубили его смятение.
Он решился на новый визит.
* * *
– Итак, вы мне солгали.
Софи Кайлуа попыталась закрыть дверь, но комиссар сунул в проем локоть.
– Почему вы не сказали, что ваш муж был болен?
– Болен?
– Да, болен шизофренией, да так, что по нему сумасшедший дом плакал, судя по отзыву врача.
– Мерзавец!
Сжав зубы, молодая женщина снова рванула на себя дверь, но комиссар держался стойко. Несмотря на гладко зачесанные волосы и свитер со спущенными петлями, эта женщина казалась ему еще красивее, чем прежде.
– Вы что, не понимаете? – крикнул он ей. – Мы ищем убийцу. Мы ищем мотив преступления. Возможно, Реми Кайлуа совершил какой-то поступок, который объясняет его ужасную смерть. Поступок, давно забытый им самим. Я прошу вас... только вы одна можете мне помочь!
Софи Кайлуа смотрела на него широко открытыми глазами. Ее лицо с хрупкими точеными чертами нервно подергивалось, а безупречного рисунка брови страдальчески сдвинулись.
– Вы с ума сошли!
– Я должен знать его прошлое.
– Вы с ума сошли...
Женщина дрожала всем телом. Комиссар невольно опустил глаза. Его взгляд упал на острые ключицы, торчащие под свитером, на перекрученную бретельку лифчика, видную сквозь ажурные петли. И вдруг его словно что-то толкнуло: он схватил ее руку и приподнял рукав. На белой коже темнели синяки. Ньеман прокричал:
– Он вас бил!
И, оторвав взгляд от синих пятен, пристально взглянул в лицо Софи Кайлуа.
– Он вас истязал! Ваш муж был сумасшедшим. Ему нравилось причинять боль. Я в этом уверен. И он совершил какое-то преступное деяние. Вы наверняка знаете или подозреваете какое. Вы не сказали мне и десятой доли того, что знаете.
Женщина плюнула ему в лицо. Это было так неожиданно, что Ньеман отшатнулся, и она воспользовалась этим, чтобы захлопнуть дверь. Щелкнули замки, лязгнул засов. Ньеман всем телом навалился на дверь. Из соседних квартир стали выглядывать встревоженные соседи. Полицейский пнул дверь ногой и крикнул:
– Я еще вернусь!
Ответом ему было молчание.
Грохнув кулаком о косяк, Ньеман прислушался. Из квартиры глухо, как из глубины пещеры, донесся сквозь рыдания женский голос: «Вы с ума сошли!..»
– Мне нужен агент в штатском, чтобы он ходил за ней по пятам. Обратитесь в другие комиссариаты, в Гренобль, наконец!
– Софи Кайлуа? Но... почему?
Ньеман взглянул на Барна. Они находились в приемной гернонской жандармерии. Капитан был облачен в положенный по форме темно-синий пуловер в белую полоску, напоминавший матросскую тельняшку.
– Эта женщина что-то скрывает от нас, – объяснил Ньеман.
– Но вы же не думаете, что это она...
– Конечно нет. Просто она не говорит всего, что знает.
Барн неохотно кивнул и вручил Ньеману объемистую папку, набитую факсами, ксерокопиями и прочими бумагами.
– Вот первые результаты расследования, – объявил он. – Пока мне вас обрадовать нечем.
Не обращая внимания на гомон и толкотню в зале, Ньеман начал проглядывать досье прямо на ходу, медленно двигаясь к единственному незанятому столу в уголке. Материалов, собранных Барном и Вермоном, было великое множество, но ничего существенного он в них не обнаружил. Ньеман мрачно выругался сквозь зубы: такое жуткое преступление в таком маленьком городишке – и ни малейшей зацепки, ни единого следа!