Молодой араб выбежал из кабинета. Его жесткая тужурка поскрипывала при каждом шаге.
Карим позвонил директрисе школы Жана Жореса, чтобы узнать, нашла ли она в отделе образования сведения о Жюде Итэро. Та действительно сделала запрос, но ответ был отрицательным – никакой информации о мальчике в архивах департамента не оказалось. «Наверное, вы на ложном пути, – набравшись смелости, заметила она. – Ведь ребенок мог и не жить в нашем районе».
Карим повесил трубку и взглянул на часы. Тринадцать тридцать. Он дал себе два часа на то, чтобы проверить архивы других школ и просмотреть списки учеников младших классов.
Он управился меньше чем за час, но нигде не нашел ни малейшего следа Жюда Итэро. Тогда он вновь поехал в школу Жана Жореса: пока он копался в архивах, ему пришла в голову одна мысль. Женщина с большими зелеными глазами встретила его в самом возбужденном настроении.
– Я еще кое-что сделала для вас, офицер!
– Слушаю.
– Я стала искать учителей, которые преподавали здесь в те годы.
– И что же?
– Нам опять не повезло. Бывшая директриса давно на пенсии.
– Малышу Итэро было в восемьдесят первом – восемьдесят втором годах девять – десять лет. Можно найти учительниц этих классов?
Женщина уткнулась в свои записи.
– Конечно! Тем более что в них работала только одна учительница. Это довольно распространенная практика, когда учителя «переходят» из класса в класс вместе с детьми.
– И где же она сейчас?
– Не знаю. Она ушла из школы как раз в конце восемьдесят первого – восемьдесят второго учебного года.
Карим мысленно выругался. Но директриса многозначительно продолжала:
– Знаете, я много думала и поняла, что мы упустили одну вещь.
– Какую?
– Школьные фотографии. Мы ведь храним у себя снимки всех классов.
Карим прикусил губу: дурак, как же он мог это забыть!
– И вот я просмотрела наши фотоархивы. Вы не поверите: снимки этих классов тоже украдены!
Внезапная догадка, словно молния, блеснула в голове Карима. Ему вспомнилась пустая овальная рамка на стене склепа. Значит, кто-то хотел стереть саму память о мальчике, уничтожить его имя, украсть лицо. Женщина недоуменно спросила:
– Почему вы улыбаетесь?
– Извините меня. Я уже давно жду этого. Жду вот такого, настоящего дела, понимаете? И мне тоже пришло кое-что в голову. Хранятся ли у вас классные дневники прошлых лет?
– Дневники?
– В мое время в каждом классе имелась такая тетрадь, что-то вроде журнала, куда записывалось, кто из детей отсутствовал, что задано на дом.
– Да, у нас тоже есть такие.
– Вы их храните?
– Конечно. Но там нет списков учеников.
– Зато есть фамилии пропускавших уроки.
Лицо женщины просияло, глаза ее радостно заблестели.
– Вы надеетесь, что мальчик когда-то пропускал занятия?
– Я надеюсь главным образом на то, что эта мысль не посетила наших воров.
Директриса снова открыла шкаф с архивами. Карим перебрал темно-зеленые тетради и выбрал две из них, за нужные годы. Увы, его ждало разочарование – фамилия Итэро там не значилась.
Скорее всего, он действительно шел по ложному следу: несмотря на его глубокую уверенность, что ребенок учился в школе Жана Жореса, никаких подтверждений этому не было. Однако сыщик упрямо листал тетради, надеясь на чудо.
И вдруг он увидел. Ему помогли цифры, аккуратно проставленные в правом верхнем углу. В тетради за 1982 год отсутствовало несколько страниц. Их явно вырвали – с 8 по 15 июня. Эти даты походили на клещи, ухватившие кусочек... пустоты. Кариму померещилось имя мальчика, написанное все тем же округлым четким почерком на недостающих листках.
Он тихо попросил директрису:
– Дайте мне телефонный справочник.
Несколько минут спустя Карим обзванивал одного за другим всех врачей Сарзака. Сердце его бурно колотилось, он был уверен, что с 8 по 15 июля Жюд Итэро пропустил школу по болезни.
Он опросил всех врачей подряд, требуя, чтобы они сверялись с картотеками, и каждый раз называя по буквам имя мальчика. Но ни один из них не знал его. Сыщик выругался сквозь зубы и стал названивать в соседние коммуны – Кайяк, Тьермон, Валюк. И вот наконец свершилось: в Камбюзе, городке, расположенном в тридцати километрах от Сарзака, один из врачей ответил:
– Жюд Итэро? Да, конечно, я хорошо помню этот случай.
Карим не поверил своим ушам.
– Хорошо помните? Четырнадцать лет спустя?
– Приезжайте. Я вам все объясню.
Доктор Стефан Масэ представлял собой современный тип деревенского врача в элегантной упаковке. Спокойное лицо, белые холеные руки, дорогой костюм и гармоничное сочетание острого ума и житейского опыта, буржуазной солидности и аристократической утонченности. Карим с первого же взгляда возненавидел этого лекаришку с его обходительными манерами. Он иногда и сам пугался приступов беспричинной ярости, вырывавшейся из глубин его души, как лава из вулкана.
Не снимая кожаной тужурки, он присел на краешек кресла. Между ним и хозяином кабинета сверкало широкое пространство полированного письменного стола, на котором красовались несколько безделушек, видимо дорогих, компьютер и фармацевтические справочники. Кабинет дышал сдержанной роскошью и хорошим вкусом.
– Рассказывайте, доктор! – потребовал Карим без долгих предисловий.
– Вы не могли бы сказать поточнее, какая информация нужна для вашего расследования?
– Нет, – ответил Карим, смягчив жесткость ответа улыбкой. – Мне очень жаль, но это служебная тайна.
Врач побарабанил пальцами по краю стола и встал. Этот араб в пестрой шапочке явно поразил его воображение. Телефонный разговор не подготовил его к такому сюрпризу.
– Это случилось в июле восемьдесят второго года. Обычный вызов на дом. К мальчику с высокой температурой. Первый мой вызов. Мне было тогда двадцать восемь лет.
– Оттого-то вы и запомнили его?
Врач улыбнулся. Эта широкая, до ушей, улыбка вызвала у Карима еще большее раздражение.
– Нет. Вы сейчас поймете. Вызов поступил через телефонистку, и я записал адрес с ее слов. Речь шла о маленьком домике на каменистой равнине, в пятнадцати километрах отсюда. Адрес у меня сохранился, я вам его дам.
Полицейский молча кивнул.
– Итак, – продолжал врач, – я увидел каменную лачугу, стоявшую, можно сказать, в чистом поле, вдалеке от других домов. Жара была невыносимая, в кустах громко стрекотали цикады. Когда женщина открыла дверь, у меня сразу возникло какое-то странное ощущение. Она была как будто не на своем месте в этом крестьянском домишке...