– Есть ли у нас такой шанс, Фанни?
Девушка окинула взглядом бешено вращавшиеся лопасти и задумчиво провела рукой по своим курчавым волосам. Ньеман посмотрел на ее нежный профиль, и его пронизала приятная дрожь. Фанни улыбнулась.
– Ну если только покрепче привязать вас, господин комиссар.
Земля, скалы и деревья внизу, под вертолетом, складывались в сложную мозаику выступов и впадин, света и теней. Сидя в вертолете, Ньеман с удовольствием первооткрывателя любовался этим разнообразием. Его восхищали темные озера между утесами, извилистые морены, отвесные скалы. Этот пустынный пейзаж навевал неожиданные мысли о первозданной природе нашей планеты, обнаженной здесь до предела, дикой, непокорной, неподвластной человеческой воле.
Вертолет пролетал над капризными изгибами горного рельефа, следуя руслу реки, в которую впадали здесь, на высоте, десятки серебристых ручейков. Фанни, сидевшая рядом с пилотом, пристально смотрела вниз, на играющую отблесками воду. Теперь она руководила их полетом.
Зеленый лесной массив начал редеть. Деревья отступали и сливались с собственными тенями, словно не решаясь больше соперничать высотой с небом. Их сменила черная земля – голая, бесплодная и, наверное, почти круглый год оледенелая. Черные мхи, блеклые лишайники и застывшие озерца дышали безнадежным тоскливым одиночеством. Затем на горизонте встали могучие серые гребни вершин, скалистые громады, которые земля словно вытолкнула наружу своим мощным дыханием. Они шли непрерывной чередой, угрюмые, неприступные, словно крепостные стены вражеской крепости. Гора высилась перед ними во всем своем мрачном величии, четко рисуясь на небосклоне голыми каменными уступами, круто обрывавшимися в бездонные пропасти.
И, наконец, пришел черед снегов, с их ослепительной нетронутой белизной. Они одевали вершины ледяной коркой, в которой змеились трещины; с наступлением осени края разломов смыкались, точно губы. Ньеман различил внизу по курсу вертолета горный поток, скованный льдом. Несмотря на пасмурное небо, эта ледяная змея ослепительно сверкала, на нее больно было смотреть, и Ньеман, надев темные очки с защитными боковинками, залюбовался этими блестящими застывшими извивами. Вода подо льдом играла голубыми бликами, и казалось, что в ее ледяной тюрьме заключены кусочки летнего неба. Шум лопастей вертолета, поглощаемый снегами, теперь был почти не слышен.
Фанни непрерывно сверялась со своим GPS – кварцевым спутниковым передатчиком с маленьким экраном, который определял их местоположение в горах. Опустив к губам микрофон, прикрепленный к шлему, она сказала пилоту:
– Цирк вон там, чуть дальше на северо-запад. Пилот кивнул и ловко развернул машину к огромному, около трехсот метров в длину, цирку на вершине горы, имевшему форму бумеранга. Внутри цирка лежал гигантский язык льда; он нестерпимо ярко искрился посередине и чуть слабее мерцал ближе к краям, где спрессованные слои льда давили друг на друга так сильно, что крошились, образуя острые причудливые зазубрины. Фанни крикнула во весь голос, чтобы ее услышал пилот:
– Здесь, прямо под нами! Большая трещина!
Вертолет подлетел к краю ледника, туда, где его прозрачные уступы, подобно сверкающей лестнице, спускались к длинной расщелине, извилистой и мрачной, как зловещая усмешка на густо запудренном лике снежной равнины. Машина села в вихре снежинок, поднятом вращением лопастей.
– Два часа! – прокричал пилот. – Я вернусь через два часа, потом стемнеет.
Фанни настроила свой GPS и протянула его пилоту; на экране значились координаты того места, где он должен был забрать их. Пилот кивнул.
Ньеман и Фанни спрыгнули на снег, таща за собой объемистые непромокаемые рюкзаки.
Вертолет тут же поднялся, словно его втягивало в себя небо, оставив внизу, посреди безмолвных вечных льдов, две крошечные фигурки.
Помедлив с минуту, чтобы собраться с духом, Ньеман заглянул в ледяную бездну, возле которой они оба стояли. Это зрелище буквально ослепило его, разом обострив и взбудоражив все чувства. Ему явственно слышались в этой необъятной гулкой пустоте голоса ледника – легкий шепот снегов, звон ледяных кристаллов.
Он бросил взгляд на Фанни. Молодая женщина стояла, расправив плечи, подняв голову, и глубоко, с наслаждением вдыхала холодный чистый воздух – горы явно вернули ей хорошее настроение. «Вероятно, Фанни чувствует себя счастливой только здесь, среди этой сверкающей ледяной феерии, – подумал комиссар. – Фея снегов, повелительница гор...» Указав на трещину, он спросил:
– Так почему все-таки именно она?
– Потому что это единственная достаточно глубокая расселина, где можно добраться до нужных вам слоев. Она открыта метров на сто в глубину.
– Сто? Но нам-то нужно опуститься всего на несколько метров, чтобы найти отложения шестидесятых годов. Я же подсчитал: по двадцать сантиметров в год, получается...
Фанни усмехнулась.
– Это в теории, комиссар. Но ледник не подчиняется теориям. Ледяные отложения давят друг на друга и деформируются, так что на самом деле каждый год в этом провале представлен примерно метровым слоем. Следовательно, придется вам считать заново, господин полицейский. Для того чтобы вернуться на тридцать пять лет назад, нам придется...
– ...спуститься на тридцать пять метров?
Молодая женщина кивнула. Где-то рядом, в скрытой от глаз ледяной протоке, тихонько журчала вода. Чудилось, будто этот живой ручеек над чем-то посмеивается. Фанни кивком указала на пропасть:
– Есть еще и другая причина. Последняя остановка фуникулера находится всего в восьмистах метрах отсюда. Если вы угадали и убийца действительно завлек свою жертву в трещину, то, скорее всего, именно в эту. Отсюда легче всего пройти пешком до канатной дороги.
И Фанни, присев на корточки, развязала рюкзак. Вынув оттуда четыре стальные «кошки», она кинула пару к ногам Ньемана, скомандовав:
– Надевайте!
Ньеман нацепил металлические «кошки» на ботинки и туго затянул неопреновые ремни. Все это напоминало ему катание на роликовых коньках в детстве.
Тем временем Фанни извлекла из мешка полые стержни с нарезкой и продолговатым крюком на конце. «Ледовые крючья», – лаконично пояснила она. Ее дыхание вырывалось изо рта серебристым облачком. За крючьями последовали раздвижной ледоруб с массивной рукояткой и каска. Полицейский с интересом разглядывал эти приспособления. Они выглядели очень сложными и одновременно простыми и понятными. Все было изготовлено из сверхсовременных, незнакомых ему материалов и покрыто яркой фосфоресцирующей краской.
– Подойдите! – опять скомандовала Фанни.
Она надела на Ньемана обвязку – нечто вроде плотного жилета со сложным переплетением ремней и застежек на поясе и между ног. Тем не менее она справилась с ними в несколько секунд и отступила назад, глядя на комиссара, как модельер, любующийся своим творением.