– Третий труп.
– А вы думаете, убийства продолжатся?
– А вы – нет?
Лицо Ньемана омрачилось. Заметив это, молодая женщина прошептала:
– Извините, комиссар. Ирония – моя вторая натура.
С этими словами она похлопала ладонью по скамье, как будто приглашала ребенка сесть рядом с нею. Ньеман опустился на скамью. Втянув голову в плечи, сжав руки, он зябко постукивал каблуками об пол.
– Я хочу поблагодарить вас, – еле слышно пробормотал он. – Если бы не вы, там, в трещине...
– О, я всего лишь выполнила свои обязанности проводника.
– Это верно. Вы не только спасли мне жизнь, но и привели именно туда, куда я стремился попасть.
Фанни нахмурилась. По коридору озабоченно сновали жандармы. Скрипели ботинки, шуршали плащи. Молодая женщина спросила:
– Как идут дела? Я имею в виду расследование. Чем вы объясняете эту кошмарную жестокость? А эти действия убийцы – бессмысленные, ненормальные...
Ньеман попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
– Пока результатов нет. Я могу полагаться только на свою интуицию.
– То есть?
– Она подсказывает мне, что это серийное дело. Но не в общепринятом смысле этого слова. Наш убийца действует не наобум, не под влиянием слепых наваждений. У него есть побудительный мотив. Определенный. Глубоко обоснованный. Рационально объяснимый.
– Какой же это мотив?
Полицейский взглянул на Фанни. На ее лицо то и дело падали тени от суетившихся людей, словно вокруг метались птицы.
– Не знаю. Пока не знаю.
Наступила пауза.
Фанни закурила сигарету и неожиданно спросила:
– Сколько лет вы уже в полиции?
– Около двадцати.
– А что вас подвигло на этот выбор? Возможность арестовывать плохих людей?
Ньеман улыбнулся, на сей раз вполне искренне. Уголком глаза он заметил вернувшихся из наряда патрульных в мокрых плащ-палатках. По выражению их лиц было видно, что они ничего не обнаружили. Он перевел взгляд на Фанни, выдыхавшую длинную струю дыма.
– Знаете, эта цель как-то очень быстро сходит на нет. Впрочем, справедливость и все эти байки, с нею связанные, никогда меня особенно не трогали.
– Тогда что же? Соблазн наживы? Солидная должность?
Ньеман удивленно пожал плечами.
– Странные у вас мысли! Нет, скорее всего, я выбрал эту профессию ради ощущений.
– Каких ощущений? Уж не тех ли, что мы с вами испытали сегодня?
– В том числе.
– Все ясно! – иронически бросила она. – Вы любитель крайностей. Жизнь начинаешь ценить лишь тогда, когда ею рискуешь каждый день.
– Почему бы и нет?
Фанни изменила позу, подражая Ньеману, – ссутулилась, сложила руки, как для молитвы. Она больше не смеялась – видимо, поняла, что за этими общими словами таится нечто серьезное и Ньеман поделился с ней чем-то заветным. Поднеся сигарету к губам, она прошептала:
– Действительно, почему бы и нет...
Полицейский скосил глаза и украдкой, через дужку очков, взглянул на руки девушки. Обручального кольца нет. Вместо него пластыри, ссадины, порезы. Как будто молодая альпинистка сочеталась браком с природой, со стихиями, с острыми ощущениями.
– Никто не может понять сыщика, – медленно заговорил он. – И еще менее того – судить его. Мы живем и умираем в жестоком, зверином, обособленном мире. Это опасный мир, живущий по своим собственным законам. Если вы находитесь вовне, то не способны постичь их, а если внутри – утрачиваете объективность. Вот таков он, мир сыщиков. Государство за семью печатями. Кратер вулкана за оградой из колючей проволоки. Он непостижим, и в этом его суть. Одно ясно: сыщику не нужны нравоучения бюрократа-законника, который поднимает крик, прищемив себе палец дверцей машины.
Фанни потянулась, запустила обе руки в свою буйную шевелюру и откинула ее назад. Ньеман мысленно сравнил их с корнями, смешанными с землей. Корнями опьянения, называемого сладострастием. Полицейский вздрогнул; ледяные иголочки желания взбудоражили теплый ток его крови.
Молодая женщина вполголоса спросила:
– Что же вы будете делать дальше? Каков ваш следующий шаг?
– Продолжать поиски. И ждать.
– Ждать? – сердито повторила она. – Чего, скажите на милость? Новой жертвы?
Ньеман встал, не ответив на эту колкость.
– Ждать, когда тело спустят с горы. Убийца назначил нам встречу. Он оставил на первом трупе улику, подсказавшую мне, что нужно отправиться на ледник. Я думаю, второе тело тоже содержит какое-то указание, отсылающее нас к третьему... И так далее. Это что-то вроде жуткой игры, где мы всякий раз будем на шаг отставать от него.
Фанни тоже встала и потянулась за своей курткой, сохнувшей на спинке скамьи.
– Надо будет взять у вас интервью.
– Какое еще интервью?
– Видите ли, я главный редактор факультетской газеты «Темпо».
Ньемана передернуло.
– Надеюсь, вы не собираетесь...
– Успокойтесь, комиссар, я пошутила. Мне наплевать на эту газетенку, и я не намерена вредить вам. Просто события разворачиваются так бурно, что скоро сюда слетится журналистская братия со всей страны. И тогда на вас набросятся такие матерые волки – не чета мне.
Комиссар энергично отмахнулся, словно отметая такую возможность.
– Где вы живете? – спросил он.
– На факультете.
– А именно?
– На верхнем этаже центрального корпуса. У меня квартирка рядом с «кельями» интернов.
– Там же, где живут Кайлуа?
– Именно.
– Что вы думаете о Софи Кайлуа?
Лицо Фанни озарилось восхищением.
– Странная женщина! Очень молчаливая. Но потрясающе хороша собой. Они оба были ужасно скрытные. Как бы это сказать... Ну, словно их связывала какая-то общая тайна.
Ньеман кивнул.
– Вполне с вами согласен. И очень вероятно, что мотив убийства кроется именно в этой тайне. Если не помешаю, я хотел бы зайти к вам попозже вечером.
– Это чтобы покадрить меня, как вы тогда выразились?
– Ну конечно, даже более того. Я вам обещаю «право первой ночи» для вашей газетенки, когда смогу раздавать интервью.
– Я же вам сказала, что мне на нее плевать! И, кроме того, я неподкупна!
– Так до вечера! – бросил Ньеман через плечо, направляясь к выходу.
Прошел час, другой, а тело жертвы все еще не было извлечено из льда.