– Вам уже невероятно повезло, Матье, раз вы все еще живы и в здравом уме. Сами того не зная, вы ввязались в настоящую войну.
– Вы имеете в виду внутреннюю войну между различными религиозными группами?
– Нет. Наше соперничество лишь вторичное явление. Я говорю о настоящем конфликте, о борьбе Церкви с могущественной сатанинской сектой. Я говорю о реальной угрозе для нас всех. Для нас, солдат Господа, и всех христиан планеты.
Уже не так уверенно я продолжал:
– Эта угроза – «лишенные света»?
Замошский сделал несколько шагов, заложив руки за спину.
– Нет. «Лишенные света» скорее являются ставкой в этой битве.
– Я не понимаю.
Нунций подошел к старому колченогому письменному столу, стоявшему за пюпитрами для нот, и достал фломастер:
– Знаете ли вы этот знак?
Он начертил окружность, перечеркнул ее горизонтальной линией, потом пририсовал несколько звеньев цепи. Татуировка Казвьеля и печатка на перстне Мораза. Значит, это был символ сатанинской секты.
– Я видел его уже два раза.
– Где?
– В татуировке на груди одного мужчины и в гравировке на перстне другого.
– У меня есть сведения, что оба мертвы.
– Если у вас есть ответы, зачем задавать вопросы?
Замошский улыбнулся, затем надел колпачок на фломастер.
– Патрик Казвьель. Ришар Мораз. Первый умер тридцать первого октября на ватиканской лестнице. Другой недалеко от дома доктора Бухольца, в окрестностях Лурда, на следующий день. Вы убили их обоих. Если вы хотите, чтобы мы заключили соглашение, вам следует вести со мной честную игру.
– Кто говорил о соглашении?
Он постучал по рисунку:
– Вы не хотите узнать, что этот рисунок означает?
– Покопавшись, я и сам все узнаю.
– Разумеется. Но мы можем сэкономить вам время.
Нунций терпеливо мерил комнату уверенным шагом. Мне уже порядком надоело это кружение.
– Как называется эта секта?
– «Невольники». Они считают себя рабами дьявола. Отсюда и их символ: железный ошейник. Их еще называют Писцами. Сатанинские секты – моя специальность. Моя настоящая работа – выявлять эти группы по всему миру. Однако из всех, которые я встречал или изучал, «Невольники» – самые жестокие, самые опасные. В высшей степени.
– Какой у них культ?
Замошский широко развел руками:
– В большинстве сатанинских сект дьявол является лишь прикрытием извращений, наркомании, различных видов беззаконной деятельности. Порой они доходят до уголовщины. Убивают, кончают с собой, доводят других до самоубийства… Но я бы сказал, что эти банды не опасны и чаще всего ограничиваются осквернением кладбищ. Короче говоря, хулиганством. Во всем этом нет никакой идеи. И их общение с «хозяином» просто смехотворно.
– Полагаю, «Невольники» не принадлежат к этой категории.
– Ни в коем случае. «Невольники» – настоящие сатанисты, они живут ради зла и благодаря злу. Они ведут аскетическую жизнь, требовательны к себе, безжалостны. Убийцы, палачи, воры, они совершают зло бесстрастно, соблюдая порядок и пунктуальность. Это эквивалент наших монахов. Могущественные, многочисленные – и невидимые. Они не развратничают перед алтарем в церкви и не целуют козла в задницу. Это настоящие преступники, их злодеяния призваны умножать Зло. Убийство, истязание, разрушение – вот их причастие. Кроме того, они очень сплоченны. Их объединяет тайная цель.
Я закурил еще одну сигарету, просто чтобы подбавить дымку в наш маленький ад.
– Которая состоит…
– В сборе заповедей дьявола. Когда они не убивают, они гоняются за словом Сатаны.
Замошский перевел дыхание. Он продолжал вышагивать передо мной. Своим воинственным видом он напоминал генерала во время военного похода. Он продолжал:
– Видите ли, у сатанинской догмы есть один основной недостаток – отсутствие священной книги. Текста, который можно было бы счесть каноническим. В истории сатанизма вы найдете кучу черных библий, демонологических фолиантов, колдовских книг, различного рода свидетельств. Но нет труда, воспроизводящего слово дьявола. Вопреки тому что о нем рассказывают, Сатана не писака.
Мне вдруг представился священник из Лурда в его потрепанной сутане. «У них нет книги. Понимаете?» Он говорил о «Невольниках».
Я спросил:
– Где находится это слово? Где оно зафиксировано?
Его глаза на мгновение затуманились:
– Вы меня спрашиваете? – Он развел руками. – В этом же и состоит суть вашего расследования.
Я должен был бы об этом подумать. «Лишенные света». Единственные существа в мире, имевшие контакт с демоном.
– «Невольники» разыскивают «лишенных света»?
– Именно. Для них эти чудесно исцеленные являются хранителями уникального слова. Слова, которое они должны вписать в свою книгу. Именно за это их иногда называют Писцами. Они пишут под диктовку дьявола.
– Я думаю, они прежде всего пытаются расшифровать слова клятвы, которую «лишенные света» дают дьяволу?
Замошский кивнул:
– Их цель именно такова: узнать слова клятвы, которые позволяют вступить в контакт со Злом и заключить с ним договор.
– Казвьель и Мораз принадлежали к этой секте?
– С давних пор.
– Вы хотите сказать: они вступили в нее до того, как утонула Манон?
– Разумеется. Это они развратили девочку. Они на нее воздействовали, внушали ей всякие мерзости. Мы лишь приблизительно знаем, чего они хотели достичь. Наверное, воспитать безнравственное существо, которое привлечет к себе внимание самого Сатаны.
– Когда они узнали, что Манон жива?
– Когда умерла Сильви Симонис.
– Вам известно, от кого они это узнали?
– От Стефана Сарразена.
Имя жандарма заставило меня вздрогнуть:
– Почему он? Зачем он их оповестил?
Нунций постарался сдержать улыбку:
– Потому что он был их сообщником. Когда его еще звали Тома Лонгини, Стефан Сарразен тоже состоял в секте «Невольников». Вместе с теми двумя он участвовал в растлении девочки.
Еще одна ускользнувшая от меня правда. Я всегда чувствовал, что между этими тремя есть какая-то связь, но не мог этого доказать. Пресловутое правило одной трети… Мораз, Казвьель и Лонгини спровоцировали смерть Манон. Но у меня все еще осталось некоторое недоумение:
– В восемьдесят восьмом году, – произнес я, – Тома Лонгини было всего тринадцать лет. Он был школьником. Мораз был часовщиком. Казвьель – взломщиком. Как могли они познакомиться?