Взлет только усилил ощущение нереальности происходящего. Я разглядывал в иллюминатор первые охапки облаков. Небо между этими серебристыми громадами поблескивало темно-синим. С невероятной легкостью мы пронзали зеркало без границ и контуров. Это была не ночь, а изнанка мира.
– Выпьете чего-нибудь?
Замошский уже погрузил руку в колотый лед. Я жестом отказался. Больше всего мне хотелось курить, и мой хозяин угадал мое желание:
– Вы можете курить. Это одно из преимуществ частных рейсов – мы у себя дома.
Я закурил. Его чрезмерная обходительность вызывала у меня недоверие. Кто на самом деле этот прелат с прекрасными манерами? Каковы его цели? Куда он меня везет? Наверно, я попался в ловушку, приманку, которую зовут Манон? Глубоко затянувшись, я попросил:
– Расскажите мне о Манон.
– Что вас интересует?
– Как вы узнали о ней?
– Простейшим в мире образом. От кюре ее прихода, отца Мариотта, после попытки ее убийства в восемьдесят восьмом году. Он доверился священнику в Безансоне. Информация эта дошла до меня. У наших сетей очень разветвленная структура.
– В то время вам было известно, что Манон жива?
– Да, мы узнали об этом после короткого расследования. С этого момента мы не спускали с нее глаз.
– Вы подумали тогда, что она одержимая?
– Скажем, было сильное подозрение.
– Почему?
– Мы собрали информацию о том, что предшествовало покушению матери на ее жизнь. К тому же были подозреваемые: Казвьель, Мораз, Лонгини. Они уже числились в нашем списке. От этого дела за версту несло сатанизмом.
– А дальше?
Замошский пожал плечами:
– Девочка выросла совершенно нормальной. Никаких следов одержимости.
– Ее наблюдали психологи.
– Речь шла не об изгнании дьявола. Она просто была травмирована всей этой историей. Что вполне понятно.
У меня не оставалось времени для того, чтобы говорить обиняками:
– Вы не думаете, что это она убила свою мать?
– Нет.
– Откуда такая уверенность?
– Она живет в нашем монастыре уже три месяца. Она невиновна. Ни одна женщина не могла бы так притворяться. Это настоящий… луч света.
Агостина Джедда тоже была лучом света. А потом стала чудовищем. Но мне хотелось верить Замошскому.
– Значит, по-вашему, она не пережила во время комы так называемого Обручения с Тьмой?
– У Манон не сохранилось об этом никаких воспоминаний. Безусловно, что бы она ни пережила в колодце, это никак не повлияло на ее теперешнюю личность.
Я одобрительно кивнул, но подумал о предупреждениях, которые получил в Катании относительно Агостины. О предостережениях ван Дитерлинга. Кому нужно верить?
Я продолжил разговор:
– Верите ли вы, что «лишенные света» существуют? Я имею в виду убийц, действующих под влиянием дьявола.
– Негативный предсмертный опыт существует. И он может оказаться травмирующим.
– До такой степени, чтобы превратить человека в агрессивное существо, убийцу?
– В некоторых случаях да.
– Но верите ли вы в то, что за всем этим стоит дьявол? Я хочу сказать: реальная сила Зла? Разлагающий фактор?
Замошский улыбнулся. Освещение в салоне стало слабее. Кресла из черной кожи слегка блестели в свете верхних светильников. Время от времени огни на концах крыльев разрывали облака и сквозь иллюминатор бросали отблески на наши лица.
– Мы изучаем эти феномены многие годы. Вот подождите, приедем в Краков, и вы лучше поймете нашу позицию.
– Тогда вернемся к конкретным делам. Агостина Джедда действительно одержимая?
– По мнению ван Дитерлинга, несомненно. И по моим сведениям, все совпадает.
– Раймо Рихиимяки – это имя вам что-нибудь говорит?
– Разумеется.
– «Лишенный света»?
– Он пережил погружение во Тьму, это точно. Раймо доверился психиатру. Он рассказал о своем видении. Это испытание превратило его в робота-убийцу.
– Следовательно, Агостина и Раймо совершили убийства, в которых их обвиняют?
– Матье, вы слишком торопитесь. Опять же, подождите до Кракова. Мы…
– Эти воскрешенные бесом, они-то убийцы или нет? Способны ли они лить кислоту, пытать укусами насекомых, совать лишайник в грудную клетку своих жертв, действовать совершенно одинаковым образом за тысячи километров друг от друга?
Замошский держал в руке запотевший бокал шампанского. Он сделал глоток, затем сообщил:
– За многие годы наша группа составила определенное мнение.
– Какое?
– Наряду с погружением в Тьму может существовать и другой фактор. Особое обстоятельство.
– Я вас слушаю.
– Некто посторонний, кто входит в контакт и действует вместе с этими… «очевидными» убийцами.
Замошский высказал предположение, которое появилось у меня с самого начала. Сообщник «лишенных света». Земной подстрекатель. Тот, кто вырезал на коре дерева: «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА».
– Значит, убивать им помогал какой-то преступник?
– Во всяком случае, руководил ими.
– Человек, вообразивший себя дьяволом?
– Да, представителем дьявола.
– У вас есть доказательства, которые подкрепляют это предположение?
– Только совпадения. Прежде всего способ убийства. Никогда раньше «лишенные света» не делали ничего подобного. Можно догадываться, что некая теневая фигура теперь водит их рукой.
Ван Дитерлинг говорил о переменах, о пророчестве, которое надо распознать в повторении этих ритуальных убийств. Мой инстинкт полицейского заставлял меня склоняться в пользу более осязаемой версии Замошского.
Он продолжал:
– Далее, множественность случаев. В прошлом «лишенные света» были редкостью. И вдруг – три примера за четыре года: девяносто девятый, двухтысячный, две тысячи второй год… Несомненно, найдутся и другие. Откуда такой конвейер? Возможно, за этим стоит злодей, который, строго говоря, не совершал убийства, но вдохновлял психически неуравновешенных. Что-то вроде эмиссара демона, который подстрекал их к убийству.
Мои предположения, до сих пор беспочвенные, нашли у нунция конкретный отклик. Этот ночной полет согрел мне сердце, как иллюминация. Настало время пролить свет на загадки, которые касались непосредственно его:
– Две недели назад я видел вас в часовне Святой Бернадетты. Месса была посвящена полицейскому, который находится в коме.