– Конечно. Но убийство твоей матери, как ни крути, наводит на мысль о негативном предсмертном опыте. Убийца мог действовать под влиянием сходной психической травмы и…
– Ты подразумеваешь меня?
Я не ответил. Подцепив ногой стоявшую у стены картонную коробку, я придвинул ее к кровати и сел напротив Манон.
– Для судебного следователя – это всего лишь одна из версий, – продолжал я успокаивающим тоном. – Хотя она, похоже, и склонна верить в такого рода…
– Вы все ненормальные.
– Но у нее ничего нет, ты понимаешь? Ни малейшей зацепки, никаких мотивов…
– Значит, вам ничего не остается, как взяться за сиротку.
– Ты не должна беспокоиться. Маньян тебя уже допрашивала. Сарразен составил протокол. Все убеждены в твоей искренности.
Она недоверчиво кивнула головой. Ее волосы ниспадали двумя гладкими потоками. Просто иллюстрация к сказке.
– А Люк, он-то зачем этим занимается?
– Он хочет довести до конца свое расследование. Он убежден, что убийца твоей матери принадлежит к числу «лишенных света».
– И он уверен, что я из банды этих извращенцев. Он уверен, что я убийца.
Это был не вопрос, а утверждение. Она добавила:
– И ради всеобщего спокойствия я должна проделать такой же трюк, да? Порыться в своих воспоминаниях под гипнозом?
– Еще не пришло время.
Через мгновение я понял, что попался в ловушку. Манон хотела узнать, думал ли я о такой возможности, или, наоборот, эта мысль меня только возмутит. Своей спокойной реакцией я выдал себя с головой.
– Катитесь вы все к черту, – прошептала она. – Никогда не поддамся вашим бредням.
Она упала на спину и закрыла лицо подушкой. Джемпер у нее задрался, обнажив пупок. Я вздрогнул. Мной овладело желание. Но о его удовлетворении теперь не могло быть и речи. Я оказался в стане ее врагов.
Вдруг Манон села и отшвырнула подушку. Лицо ее было залито слезами.
– КАТИСЬ К ЧЕРТУ!
Я ехал к себе в Контору.
В новой взятой напрокат машине я собирался с мыслями. С самого возвращения в Париж я собирал данные об университетском образовании Манон и ее вероятном местопребывании во время убийства. Замошский сказал правду – у нее не было алиби. Тогда целую неделю ее никто не видел. Я расспросил по телефону швейцарского полицейского, который допрашивал ее перед тем, как она попала в руки Маньян. Манон встретили у двери ее квартиры 29 июня, через два дня после обнаружения тела Сильви. Она не смогла уточнить, что она делала в последние дни.
В отношении ее университетского образования поляк тоже оказался прав. По факсу я получил полный отчет о прослушанных ею курсах. Основная специальность – «биология, эволюция и природопользование», три дополнительно сданных предмета – токсикология, ботаника и энтомология. А также факультатив по фармацевтике. Это ничего не доказывало, за исключением того, что Манон была достаточно компетентна, чтобы терзать человеческое тело так, как было истерзано тело ее матери…
Корина Маньян наверняка все это знала, но против Манон не было никаких улик. Пришлось прекратить разработку этой версии. Маньян даже собиралась закрыть дело. Но теперь вмешательство Люка всколыхнуло все подозрения. Видела ли Манон «что-то» в 1988 году, когда находилась в коме? Изменило ли ее это давнее переживание так же, как Агостину? Спровоцировало ли оно шизофрению, которая привела к раздвоению личности?
Я вошел к себе в кабинет и бросил на стол кипу бумаг, которую вынул из своей почтовой ячейки. У меня на автоответчике было несколько сообщений, два из них – от Натали Дюмайе. Она хотела знать, чем закончился утренний сеанс. После моего возвращения комиссар все время меня шпыняла. Она была недовольна моим исчезновением и лаконичными объяснениями, которые я ей представил.
Я тут же вышел из кабинета.
Лучше сразу же освободиться от этого груза.
Я в нескольких словах описал произошедшее. В заключение посоветовал ей обратиться за дополнительной информацией к Левен-Паю. Я уже пятился к выходу, когда она предложила мне чаю. Я отказался.
– Закройте дверь.
Она произнесла это с улыбкой, но тоном, не терпящим возражений.
– Садитесь.
Я уселся в кресло напротив нее. Она обратила ко мне свой знаменитый ясный взгляд:
– Что вы обо всем этом думаете?
– Это компетенция психиатров. Надо знать, проходит ли такое без последствий и…
– Речь идет как раз о последствиях. Вы полагаете, Люк не пострадает?
Я сделал неопределенный жест. Возвратившись, я доложил ей лишь о некоторых результатах своего расследования. Об общности дел Симонис, Джедды и Рихиимяки. Я рассказал о сатанинских убийствах, но не упомянул ни о «лишенных света», ни о «Невольниках». Однако она продолжала:
– Я не верю в дьявола. Еще меньше, чем вы. Потому что я не верю даже в Бога. Но можно себе представить, что такая галлюцинация перерождает того, кто ее видит, и толкает его на совершение преступления… особого рода.
Я не ответил.
– Я лишь формулирую ваши собственные выводы.
– Я вас не знакомил со своими выводами.
– Косвенным образом познакомили. Вы выявили три убийства в четырех точках Европы, совершенные одинаковым способом. По меньшей мере в двух случаях мы знаем убийц. Каждый из этих людей пережил негативный предсмертный опыт. Это ведь так, не правда ли? Я молчал. Она продолжала:
– И Люк сейчас как раз находится в таком состоянии – полного… перерождения.
– Ничто не указывает на то, что он переродится.
– По-моему, все признаки налицо.
– Вы судите слишком поспешно.
– У вас другая гипотеза?
– О ней еще рано говорить.
– Рано? А я думаю, что даже поздновато. Вас заждались другие дела. Вы должны вернуться к работе.
– Вы мне сказали…
– Ничего подобного. Я вам уже предоставила неделю отпуска. Вы исчезли на десять дней, а возвратившись, так и не взялись за работу. Вы хотели узнать причину самоубийства Люка. Теперь нам все про него известно. Дело закрыто.
– Дайте мне еще несколько дней. Я…
– Как ваша подопечная?
– Моя подопечная?
– Манон Симонис. Подозреваемая в убийстве собственной матери.
– Вы не знаете фактов, – ответил я, напрягаясь. – Манон не подозреваемая. Доказательств нет. Нет мотива.
– А если она пережила негативный предсмертный опыт, как ваша итальянка или эстонец? В подобных случаях мотив сводится к психической травме.