В конце нашего разговора с Маньян повисло долгое молчание: оба мы знали, что упустили из виду что-то очень важное. Несомненно, эпицентр всего этого дела. Укрывшись в тени Морица Белтрейна, убийца по-прежнему разгуливал на свободе. Возможно, это была всего лишь иллюзия, но я почувствовал, что она молча передавала мне эстафету.
Мне предстояло его найти.
Мне предстояло также судить его тем или иным способом.
Теперь передо мной было разложено мое собственное досье, на вид вполне логичное. Но сама эта логика была иллюзорной. Среди этих страниц, этих строк скрывалась тайна – секретный вход.
Я снова изучил все документы в хронологическом порядке, сделал записи, набросал диаграммы, установил связи с каждым фактом, датой и местом.
А затем начал составлять список деталей, которые не вписывались в общую картину.
В 16 часов подборка странностей была готова.
Те песчинки, из-за которых вся конструкция работала со скрипом.
Первая песчинка: убийство Массина Ларфауи.
По моей теории, кабила убил его таинственный клиент, то есть сам Мориц Белтрейн, после стычки, причина которой была мне неизвестна. Возможно, Ларфауи шантажировал Белтрейна, полагая, что тот использовал черную ибогу при лечении своих пациентов. Возможно, он даже узнал о совершенных им убийствах… Конечно, нельзя исключать подобный мотив, но все равно оставалось много неувязок. Почему проститутка Джина приняла убийцу за священника? Она назвала его высоким, даже долговязым… На Белтрейна это ничуть не похоже.
Точно так же казался странным способ убийства. Швейцарец, безусловно, был убийцей, всегда прибегавшим к необычным методам, но разве он мог раздобыть боевое автоматическое оружие? Никакой военной подготовки он не получил. К тому же дома у него ничего подобного не обнаружили.
Вторая песчинка: галлюцинации.
По моей теории, Белтрейн накачивал свои жертвы наркотиками, а затем представал перед ними в роли «демона» – переодетым и загримированным. Но и в этом случае как приземистый врач мог показаться пациенту, даже находящемуся в наркотическом трансе, светящимся стариком, высоким ангелом или изуродованным подростком?
Третья песчинка: мотивы убийцы.
Я выписал дату и место совершения каждого убийства – не только преступления с разложившимися трупами, но также убийства Ларфауи и Сарразена. Начиная с Артураса Рихиимяки в 1999 году и кончая недавним убийством капитана жандармерии – что-то многовато преступлений для одного человека. Не говоря о том, что были и другие жертвы – это доказывали фотографии, найденные у Белтрейна. Были ли совместимы все эти поездки и приготовления с обязанностями профессора? Это уже смахивало на дар вездесущности.
И четвертая песчинка: хронология преступлений.
Насколько мне известно, преступления «лишенных света» начались в 1999 году. Следовательно, Белтрейн стал преступником в возрасте сорока семи лет. Но почему так поздно? У серийного убийцы склонность к убийствам всегда проявляется между двадцатью пятью и тридцатью годами и никогда на пороге пятидесятилетия. Быть может, начиная с 80-х годов Белтрейн уже совершал преступления, о которых нам ничего неизвестно? Или же он действовал не один?
Пятая песчинка: Белтрейн так ни в чем и не признался.
Даже собираясь меня прикончить, врач по-прежнему называл себя «поставщиком», «заступником».
Он все время твердил, что только помогает «лишенным света» отомстить за себя. Он лгал. Ни Агостина, ни Раймо не были способны на подобные жертвоприношения. Что касается Манон, я знал, что она не убивала мать. Но если убийца не Белтрейн и «не лишенные света», тогда кто он?
Возникала мысль о сообщнике, даже не о сообщнике, а об истинном убийце. Возможно, Белтрейну отводилась лишь второстепенная роль. Он помогал, поддерживал, снабжал всем необходимым того, кто гримировался под ангела или старика. Того, кто по многу дней пытал свои жертвы. Тому, кому в конце 90-х годов было около тридцати.
18 часов
Стемнело. Я включил настольную лампу, ярко осветившую отчеты и фотографии, разбросанные на письменном столе. Я с головой ушел в свои рассуждения. Нутром я чувствовал, что стою на пороге важнейшего открытия, которого смогу достичь, только если полностью на нем сосредоточусь.
Я подумал о последней песчинке и снял телефонную трубку:
– Свендсен? Это Матье.
– Где ты был? Ты снова куда-то исчез.
– Я вернулся сегодня утром.
– Никто не понял, почему тебя не было на похоронах…
– У меня были причины. Я не поэтому тебе звоню.
– Слушаю тебя.
– Ты сам проводил вскрытие Лоры и девочек?
– Нет. Я отказался. Девчушки играли у меня на коленях, как ты не понимаешь?
Я не узнавал своего Свендсена. Совсем на него не похоже. Но несмотря на эти его перепады настроения, сейчас ему придется мне помочь.
– Дело еще не закончено, – сказал я твердо. – Не мог бы ты…
– Нет, не мог бы.
– Послушай, во всем этом есть какая-то нестыковка.
– Нет.
– Я тебя понимаю. Но тот, кто убил малюток, все еще на свободе. Я не могу с этим смириться. И ты тоже.
Помолчав, швед спросил:
– Что именно ты хочешь найти?
– Насколько мне известно, им перерезали горло. Если эти убийства из одной серии, как утверждает Люк, там должно быть что-то еще. Какой-нибудь сатанинский символ. Или же фокусы с разложением тел.
– Ты тоже думаешь, что тут есть связь с другими убийствами?
– Я думаю, что речь идет об одном и том же убийце.
– А как же Белтрейн?
– Возможно, сам Белтрейн и не был «убийцей с насекомыми». Или он действовал не один. Он разводил насекомых, готовил химические составы для другого убийцы. Того, кто вырезал всю семью и должен был оставить свою подпись.
Новое молчание. Свендсен размышлял. Я воспользовался паузой:
– Если я прав и убийца Лоры и девочек тот же, кто использовал насекомых, он обязательно должен был что-то проделать с их телами. Какую-нибудь хитрую штуку с хронологией. Например, ускоренное разложение. Что-нибудь, что служило бы его подписью.
– Нет. Они были еще теплые, когда их нашли. Они буквально плавали в крови. Я не слышал ничего такого, что…
– Проверь. Патологоанатом, возможно, что-то упустил.
– Их похоронили уже несколько дней назад. Если ты имеешь в виду эксгумацию, ты…
– Все, о чем я прошу, – это взглянуть на протоколы. Изучи их с точки зрения разложения. Цифры, анализы, любая мелочь о состоянии трупов в тот момент, когда их обнаружили. Проверь, нет ли там какого-нибудь символа, имеющего отношение к извращенному миру других убийств.