Улица Оберкампф. Я припарковал машину в ста метрах от пивной. От уличного шума и выхлопных газов разболелась голова. Я так и не успел поесть и натощак закурил очередную сигарету, втянул голову в плечи, поднял воротник плаща и ощутил себя в привычной шкуре полицейской ищейки. А под этой шкурой, где-то внутри, я натянул личину парня, измотанного бессонной ночью, завсегдатая кабаков, вполне способного с утра пораньше выпить кальвадоса.
10 часов. В пивной почти пусто. Я устроился с краю стойки на высоком табурете. У стойки потягивали пиво несколько типов, готовых выкинуть любую глупость. Немного подальше за столиком сидели студенты, явно прогуливающие лекции. Мертвый час. Я расслабился.
Кабилы, хозяева пивной, заново ее отделали. Искусственное дерево, искусственная кожа, искусственный мрамор: единственное, что здесь было натуральным, – вонь дешевого вина и табачного дыма. Я различил и другой запах – мимолетный душок пива и плесени. Справа был открыт люк в погреб. Хозяева пополняли запасы.
С краю стойки возник Момо с охапкой багетов в руках. Я наблюдал за ним, стараясь не привлекать к себе внимания. Глиняная гора в белой безрукавке, тяжелое лицо под копной курчавых волос, широкие кустистые брови и увесистый подбородок. Он казался огромной грубой тенью своего младшего брата Сайда, тщедушного и порочного.
Я затруднялся сказать определенно, который из них был более опасен, но вместе они представляли грозную силу. В 1996 году террористы из «Вооруженной исламской группы» напали на их родную деревню. По слухам, братья ушли в подполье, нашли убийц, оскопили главарей и заставили остальных сожрать их яйца. Помня об этом, я сказал себе: «Не дави на них».
Момо заметил меня:
– Дюрей! – От улыбки его подбородок выдвинулся еще больше. – Давненько вас не видел.
– Сваришь мне кофе?
Кабил занялся кофе. Окутанный паром, он напоминал подводника в машинном отделении.
– Неужто вы работаете в такой час? – спросил он, ставя передо мной дымящуюся чашку.
– Только что освободился. Осточертели эти сверхурочные.
Момо пододвинул ко мне сахарницу и оперся локтями о стойку:
– Начальство достало?
– Скажи уж лучше, затрахало. Присесть некогда.
– Сделайте как мы, заведите свое дело. Вы же можете заделаться частным сыщиком.
Он рассмеялся, настолько ему понравилась эта идея.
– Хозяин всегда найдется, Момо. У вас же есть поставщики.
Трактирщик возмутился:
– Поставщики нам не указ! Мы сами все решаем.
– Не смеши меня, Ларфауи держит вас за яйца.
Внезапно Момо стал похож на вратаря, прозевавшего удар. Я вынул сигарету, постучал ею по стойке, чтобы утрясти табак, и добил его:
– Разве не он вас снабжает?
– Ларфауи… умер.
Я зажег сигарету и поднял чашку.
– Мир его праху. Что ты мне об этом скажешь?
– Ничего.
– Жизнь была бы проще, будь люди поразговорчивее. Я вот слышал, что вы открыли новый бар на площади Бастилии.
– И что с того?
Момо не сводил глаз с открытого люка: Саид был внизу, и мне следовало поторопиться, пока этот хитрец не поднялся в зал. Я сменил тактику:
– У меня есть приятели в Отделе санитарной инспекции. Они ведь могут к вам наведаться. Санитарное состояние, здоровье, лицензии…
Момо наклонился ко мне, от него несло странной смесью пота и ладана:
– Не знаю, из какого вы фильма, но в наши дни легавые такого не вытворяют.
– Ларфауи, Момо. Скажи мне пару слов, и я исчезну.
Вместо ответа раздался шум двигателя. Из люка показалась дужка подъемника. Следом появился Сайд, окруженный металлическими бочками, словно адмирал на капитанском мостике. Шанс был упущен.
– Добрый день, капитан. Рад вас видеть.
Я изобразил улыбку, снова поразившись, насколько он не похож на брата. Момо казался неотесанной глыбой, а Саид – законченным изделием. Под густой черной шевелюрой – тонкое лицо. В его чертах можно было одновременно разглядеть мягкость и презрение, почтение и жестокость… Все это скрывалось в глубине его миндалевидных глаз и в уголках полных, чувственных губ.
Он перешагнул через бочки, подошел ко мне и уселся на соседний табурет. Праздник закончился.
– Примите мои соболезнования.
Я наклонил голову, нервно встряхнул волосами. Саид уже знал о том, что случилось с Люком. Наверное, из-за дела Ларфауи. Он небрежно сделал знак брату, и тот подал ему кофе.
– Нам всем капитан Субейра очень нравился.
Его пронзительный голос был, как и все в нем, слащавым и презрительным. Как и его мягкий акцент – он говорил так, будто засунул за щеки горсть оливок.
– Люк не умер, Саид. Не надо говорить о нем в прошедшем времени. Не сегодня завтра он очнется.
– Мы все на это надеемся, капитан, уверяю вас.
Сайд положил в чашку сахар. На нем была куртка военного покроя и золотые украшения – цепь и перстень с печаткой.
– Мне понятна ваша грусть. Но мы ничего не знаем. И ваши вопросы не вернут капитана.
– Расслабься, Сайд, я взял как раз те дела, которыми занимался он.
– Разве вы больше не работаете в уголовке?
Я улыбнулся и закурил новую сигарету. Ничего не скажешь, этот парень не промах.
– Окажи мне дружескую услугу. Что ты можешь сказать о деле Ларфауи?
Сайд усмехнулся. Он никогда не смотрел прямо на собеседника. Он или опускал глаза, часто моргая, или отводил их в сторону, как будто напряженно о чем-то размышлял. Все это было игрой, ответы Саид знал еще до того, как был задан вопрос. На мой вопрос он пока ничего не ответил.
– Люк спрашивал вас об этом убийстве, да или нет?
– Конечно. Вы же хорошо знаете этот район. Люди приходят и уходят, и вообще… Но в этот раз мы ничего не знали. Клянусь, капитан. Смерть Массина – полная тайна.
Я жестом попросил у Момо еще кофе. Саид со своими увертками начинал действовать мне на нервы. Чем вежливее он держался, тем яснее было – ему на меня наплевать. Я посмотрел ему прямо в глаза, лучшая стратегия – это отсутствие всякой стратегии, игра в открытую.
– Послушай меня, Саид. Люк – мой лучший друг, понятно?
Сайд молчал, медленно размешивая сахар в чашке.
– Никто не знает, почему случилось это… несчастье. А я особенно. Вот я и хочу понять, почему он так поступил, что было у него на уме, над чем он работал. Тебе ясно?
– На все сто, капитан.
– Он в одиночку разрабатывал дело Ларфауи, и, по-видимому, оно его увлекало. Лично я думаю, что он что-то раскопал в этой помойке. Что-то, что привело его к депрессии. Поэтому пошевели мозгами и дай мне след!