Еспер сидел в дальнем углу на своем всегдашнем месте. Латте он успел допить, пена осела на внутренней стороне бокала неровной сеткой. Первое, что бросилось Кристоферу в глаза, — это отсутствие обязательной записной книжки, неизменной спутницы Еспера, которую он всегда держал под рукой, где бы ни находился. Потом эти заметки вплетались в канву его романа под названием «Ностальгия — странное чувство преодоленной скорби». Еспер был одиноким волком, таким же, как и он сам. Наверное, поэтому они и нашли общий язык. Кристофер повесил куртку на спинку стула.
— Привет, взять тебе что-нибудь?
Еспер покачал головой, и Кристофер направился к стойке, у которой собралась небольшая очередь. Встал за последним клиентом почти вплотную. Просто ради эксперимента. Мужчина сделал шаг вперед, Кристофер тоже. Мужчине было явно неприятно, но он изо всех сил старался это скрыть. Косил взглядом в сторону Кристофера, стараясь незаметно следить за ним. Почему мы пугаемся всякий раз, когда незнакомец приближается к нам слишком близко? Кристофер долго думал над тем, почему людям так важно соблюдать дистанцию. Может быть, чувство неловкости, возникающее в момент близости с другим человеком, есть подспудное осознание того, что все сущее едино и взаимозависимо? Он читал в естественно-научных книгах, стоявших на полках в его нынешней квартире, что атомы не погибают, а лишь меняют форму. В качестве доказательства достаточно посмотреть на фотографию Земли, сделанную из космоса. Если же принять это допущение, все привычные представления о мире рухнут. И мы будем вынуждены как-то отреагировать.
Стоявший впереди мужчина сделал еще шаг вперед, и Кристофер оставил его в покое. Заказал двойной эспрессо и, пока ждал, наблюдал за Еспером. Тот сидел, подперев голову левой рукой, а правой рисуя на поверхности стола невидимые фигуры. «Хандрит», — подумал Кристофер. Снова. Настроение Еспера легко читалось по его лицу, и хандру он скрывать не умел. Но Кристофер любил определенность. Никаких смутных и малопонятных намеков, все очевидно. Он вдруг поймал себя на том, что улыбается, глядя на Еспера, — и подумал, что очень дорожит их дружбой. Еспер принципиально не пил спиртного, что сильно облегчало их общение. Бросив пить, Кристофер избегал определенных ситуаций. Долгий вечер в ресторане был для него такой же мукой, как для диабетика визит в кондитерскую. Порой желание выпить становилось очень сильным, и тогда ему приходилось собирать волю в кулак, чтобы не сорваться. Не поддаться искушению при помощи рюмки решить все проблемы и сгладить острые углы. Облегчение было кратковременным, однако, стремясь к нему, он когда-то снова и снова напивался.
Еспер был единственным, кого он мог назвать другом. С тех пор как Кристофер порвал с прошлым, он работал в одиночестве за компьютером и воздерживался от посещений ресторанов, а такой образ жизни не способствовал завязыванию новых знакомств.
Но даже с Еспером он не поделился своей тайной. Тайной настолько постыдной, что для нее не находилось слов. Прошел тридцать один год, но он так никому и не рассказал. О том, что его, четырехлетнего, бросили в парке Скансен. Что от него отказались.
— Ну, как у тебя?
Кристофер сел за стол и принялся маленькими глотками тянуть двойной эспрессо.
Еспер молчал. «Да, хандрит», — снова подумал Кристофер.
— Не знаю, по идее, мне надо радоваться. Но я не рад.
— Почему?
Кристофер сделал еще глоток кофе. Еспер откинулся назад и потянулся, словно пытаясь сбросить с себя что-то неприятное. А потом произнес слова, от которых стены в помещении накренились.
— Мою книгу приняли.
Кристофер замер, встревоженный собственной реакцией. Он должен обрадоваться, прийти в восторг, вскочить с места и побежать за тортом. Так обязан реагировать хороший человек.
Его лучший друг после долгих усилий добился цели, о которой мечтал! А он, вместо того чтобы ликовать, сидит, парализованный страшной черной завистью.
— Но это же здорово, — выдавил он из себя, и на душе у него стало еще тяжелее.
— Думаешь?
В голосе Еспера не было даже намека на радость. Кристофер порадовался нечаянной заминке.
— Конечно, разве нет? Ты же для этого и писал.
Воцарилось молчание. Еспер всегда тщательно взвешивал свои слова. Кристофер ценил это качество. Мир стал бы намного совершеннее, если бы люди лучше выбирали слова.
— Я ощущаю пустоту. Как будто меня обокрали.
— В каком смысле обокрали? Наоборот, ты теперь сможешь есть не только макароны.
Кристофер слушал себя как бы со стороны. Слова старательно маскировали то, что он на самом деле чувствовал.
— Я не о деньгах, ты же понимаешь. Не знаю, как это объяснить. Речь идет о моей жизни. Что мне теперь делать? Я так долго писал этот чертов роман, что теперь, когда я его закончил, я просто не знаю, что теперь делать.
— Начни писать новый.
Идея не показалась Есперу привлекательной, и за столом снова повисло молчание.
— А что, если я не смогу?
— Слушай, прекрати. Для начала попробуй, а потом говори. И кроме того, тебе сейчас придется много мотаться, чтобы продвигать книгу, ездить, давать интервью, сниматься на телевидении, выступать.
Зависть набирала силу. Мечты об успехе. Востребованность, доказательство собственной пригодности.
— В том-то и дело. Как ты считаешь, я подхожу для телевидения? Ты меня там представляешь? А интервью? Что я им скажу? Читайте книгу, идиоты! Там написано все, что я хотел сказать. Как думаешь, так подойдет?
Кристофер не ответил.
Еспер действительно мог путаться в словах, даже заказывая кофе, так что отчасти он был прав. Однако его нытье раздражало Кристофера.
— И кроме того, я некрасивый.
— Перестань.
— Тебе легко говорить, у тебя внешность херувима.
— То, как ты выглядишь, не имеет никакого значения.
— Ну, конечно!
Отчаяние Еспера было непритворным. Обхватив руками голову, он тяжело вздыхал. Кристофер допил кофе и отодвинул от себя чашку. Вот бы на месте Еспера был он. Может, ему тоже написать роман? Если у Еспера взяли, то почему бы и у него не взять?
— Разумеется, я хочу, чтобы книгу прочитало как можно больше людей, я для этого ее и написал. Я к этому стремился. Но я никогда не задумывался о том, что будет дальше. Ты же меня знаешь, я не люблю стоять в центре, роман — это для меня способ высказаться. Но я никогда не стану торговой маркой. В издательстве я сказал как есть, что с интервью и всем прочим я просто не справлюсь.
— А они?
— Что они? От радости, конечно, не прыгали.
— Но, черт возьми, должны же быть и другие возможности!
— Я знаю, что разочаровал их при встрече. Они прочитали роман и по телефону разговаривали очень позитивно, но это было до того, как они меня увидели.