Гостиница «Дэйз» уступила пустующий танцевальный зал под штаб розыска Эми Данн. Довольно неуютное помещение: буроватые потеки на стенах, затхлость. Но едва рассвело, Мэрибет, как заправский Пигмалион, взялась за его усовершенствование. Пропылесосила, вытерла пыль, развесила доски с объявлениями, списки телефонных номеров, закрепила на стене большой портрет Эми. Тот самый, с холодным, уверенным взглядом. Глаза, которые следят за тобой. В общем, обстановка стала похожей на штаб проигрывающего кандидата в президенты, причем заведомого лузера, — воздух прямо-таки вибрирует от упрямого оптимизма фанатичных помощников.
Сразу после десяти утра появилась Бони, не отнимавшая мобильный от уха. Похлопала меня по плечу и затеяла возню с принтером. Начали подтягиваться волонтеры — Го и с ней полдюжины подруг моей мамы. Женщины возрастом за сорок пять, все в брюках капри, как будто пришли на репетицию танцевального шоу. Две из них — стройные, белокурые и загорелые — явно соперничали за лидерство в группе, а остальные вполне довольствовались второстепенными ролями. За ними явилась стайка громогласных седых матрон, пытающихся на ходу обсуждать множество проблем; некоторые набирали эсэмэски. Так кипят нерастраченной энергией и юношеским задором, что невольно заподозришь игру на публику. И всего лишь один мужчина затесался в этот курятник — симпатичный парень приблизительно моего возраста, хорошо одетый; еще бы объяснил, за каким чертом он сюда явился. Я наблюдал за этим Одиноким Всадником, в то время как он обнюхивал выпечку, бросая косые взгляды на портрет Эми.
Бони закончила возиться с принтером и, схватив маффин, подошла ко мне.
— А ваши ребята проверяют тех, кто записывается в волонтеры? — спросил я. — Что, если кто-нибудь из них…
— Кто-нибудь окажется подозрительно любопытным? Само собой, проверяем. — Она отщипнула кусок маффина и отправила в рот. Заговорила потише: — Но если честно, серийные убийцы смотрят те же телесериалы, что и мы. Они знают, что мы знаем, что они стараются…
— Быть в курсе событий?
— Ага, именно, — кивнула она. — Поэтому сейчас осторожничают. Но мы, конечно, просеиваем всех склонных к извращениям. Надо хотя бы убедиться, что дальше этой склонности дело не зашло.
Я понимающе приподнял бровь.
— Вы знаете, что мы с Джилпином несколько лет назад работали по делу Кайлы Холман? Ну? Кайла Холман?
Я покачал головой — в первый раз слышу.
— Ну, в общем, вы бы поразились, узнав, сколько прилипал появляется в подобных делах. И остерегайтесь тех двух. — Бони указала на хорошеньких сорокалетних женщин. — Такие всегда готовы утешить расстроенного мужа.
— Ой, да ладно вам.
— Удивлены? Вы же видный мужчина. Такие случаи нередки.
Как раз в этот миг одна из женщин, загорелая блондинка, повернулась в нашу сторону и, обнаружив, что на нее смотрят, послала мне ласковую, робкую улыбку, а потом наклонила голову, подобно кошке, которая хочет, чтобы ее погладили.
— Она будет очень стараться, просто воплощенное участие, — подытожила Бони. — Так все и происходит.
— А случай с Кайлой Холман был исключением?
Детектив покачала головой.
Вошли еще четыре женщины, передавая друг другу флакон с кремом от загара и обильно смазывая руки, плечи и нос. В зале со страшной силой запахло кокосом.
— Между прочим, Ник, — сказала вдруг Бони, — помните, я спрашивала, есть ли у Эми друзья в городе? Вы совершенно забыли про Ноэль Хоторн.
Да, она дважды посылала нам СМС.
Я пристально посмотрел на Бони:
— Это та Ноэль, что живет в нашем пригороде? Мать тройни? Нет, они не подруги.
— Да? Забавно. А Ноэль, по всей видимости, считает, что подруги.
— С Эми такое бывает. Стоит ей один раз с кем-то поговорить, и люди начинают мнить себя ее друзьями. Порой даже страшно становится.
— Кажется, о чем-то подобном упоминали ее родители.
Я прикинул, не поговорить ли с детективом о Хилари Хэнди и Дези Коллингсе, а потом решил: ни к чему. Будет лучше, если я сам разберусь с ними. Пусть Ранд и Мэрибет видят во мне героя приключенческого фильма. Слова Мэрибет — «Очевидно, полиция считает, что надо искать поблизости от дома» — и ее долгий взгляд все еще тревожили меня.
— Некоторые думают, что близко ее знают, потому что с детства читали книги о ней, — пояснил я.
— Я заметила, — кивнула Бони. — Люди вообще склонны полагать, что знают других людей. Родители склонны полагать, что знают своих детей. Жены — что знают мужей.
Через час координационный центр стал здорово смахивать на семейный пикник. Кое-кто из моих старых знакомых подходил поздороваться, знакомил с детьми.
Одна из лучших подруг моей мамы, Вики, заявилась сразу с тремя внучками, застенчивыми подростками в розовых платьях.
Внуки. Мама часто о них упоминала как о чем-то само собой разумеющемся. Каждый раз, покупая новую вещь, приговаривала: «Послужит еще моим внукам». Ей очень хотелось дожить, чтобы понянчить их.
У многих ее подруг были любимые внуки. Однажды мы с Эми пригласили маму и Го поужинать, чтобы отметить самую удачную неделю работы нашего «Бара». Когда я заявил, что у нас есть повод для празднования, мама аж подпрыгнула, разрыдалась и обняла Эми, которая, заразившись слезливостью, пробормотала в удушающей маминой хватке: «Он говорит о „Баре“, всего-навсего о „Баре“». А потом мама притворялась, что именно эта новость заставила ее расчувствоваться. «Будет еще время и для малышей», — сказала она таким голосом, что у Эми опять потекли слезы. Я поразился, ведь раньше моя жена заявляла, что не хочет детей. Но в тот миг ее поведение заронило во мне зерно надежды — вдруг она передумала? На самом деле возраст уже поджимал. Когда мы переселились в Карфаген, Эми исполнилось тридцать семь. В октябре этого года ей будет тридцать девять.
И тут вдруг подумалось: наверное, нам придется устраивать имитацию дня рождения или что-то подобное. Следует провести вечеринку для волонтеров, для журналистов. Для того, чтобы привлечь внимание к нашей беде. И я буду притворяться, что все еще живу надеждой.
— Возвращение приблудного сына, — прогундосил кто-то.
Я обернулся и увидел тощего мужчину в растянутой тенниске, который дергал себя за усы. Мой старый приятель Стакс Бакли. На самом деле он хотел назвать меня блудным сыном, но не смог запомнить слово и уж тем более не понимал его значения. Думал, небось, что это замена слову «мудила».
Стакс Бакли — звучное имя, сошло бы для знаменитого бейсболиста. Пожалуй, у него и был какой-никакой талант или хотя бы желание играть. В детские годы он считался лучшим в городе бейсболистом, но дальше этого не пошло.
Главное потрясение в своей жизни он испытал, когда его выгнали из команды колледжа. После этого судьба Стакса пошла наперекосяк. Сейчас он перебивался случайными заработками и злился на весь мир.