Покидая Нью-Йорк, я лишена даже возможности оглянуться. В кабине грузовика нет заднего окошка. Поэтому я слежу за горизонтом в боковое зеркало. За отступающим горизонтом, как пишут в викторианских романах, когда несчастная героиня вынуждена покидать родительское гнездо. Но ни одно из любимых зданий — ни Крайслер-билдинг, ни Эмпайр-стейт, ни Флэтайрон — так и не появилось в маленьком блестящем прямоугольнике.
Вчера вечером приезжали мои родители, подарили нам семейную реликвию — часы с кукушкой. Я так любила их в детстве! Потом мы трое обнимались и рыдали, а Ник стоял с руками в карманах и говорил, что будет обо мне заботиться.
Он обещал беречь меня, а мне все равно страшно. Обычно я чувствую, когда что-то пошло не так и в скором времени станет еще хуже. Сейчас я не ощущаю себя женой Ника. Вообще не ощущаю себя личностью. Я словно груз, который занесли в фургон, а потом вынесут. Как диван или часы с кукушкой. Меня можно отправить на свалку, бросить в реку. Я потеряла ощущение реальности. Такое ощущение, что я могу исчезнуть.
Спустя три дня.
Полиция не сумела найти Эми. Если вообще хотела найти. Проверили все окрестности. Обшарили островки дикой природы: грязные берега Миссисипи, конные и пешие прогулочные маршруты, жалкие прозрачные перелески. Если бы Эми была жива, кто-нибудь натолкнулся бы на нее. Если бы она погибла, природа выдала бы нам ее тело. Это суровая правда, резкая, как вкус лимона. Вернувшись в штаб волонтеров, я понял, что остальные придерживаются такого же мнения. В воздухе витали апатия и пораженческие настроения. Я бездумно прошагал к коробке с печеньем и попытался съесть хоть штучку. Датский кекс. Должен заметить, что нет еды, вгоняющей меня в большую тоску, чем датский кекс. Такое впечатление, что он черствеет, едва покидает духовку.
— А я уверен, что она в реке, — говорил один доброволец другому, ковыряясь в груде кексов грязными пальцами. — Река сразу за его домом, проще не придумаешь.
— Да в воде уже всплыла бы.
— Не всплывет, если труп расчленить. Руки отдельно, ноги отдельно… Тогда течение потащит по дну до самого моря. Уж до Таники точно дотащит.
Я успел отвернуться, прежде чем они меня заметили.
У карточного столика сидел мой бывший учитель мистер Коулмен. Он прижимал к уху телефонную трубку, что-то записывая на листе бумаги. Когда я попался на глаза, он указал пальцем вначале на ухо, а потом на телефон. Вчера Коулмен приветствовал меня словами: «А мою внучку сбил пьяный водитель, вот так». Мы что-то неловко бормотали и вяло похлопывали друг друга по плечам.
Подал голос мой мобильный — я никак не мог придумать, куда бы его спрятать, и поэтому постоянно носил с собой. Это мне перезванивали, но я не мог сейчас говорить. Сбросив вызов, я огляделся по сторонам, желая удостовериться, что Эллиоты меня не видели. Мэрибет что-то читала на экране своего «Блэкберри», держа его на расстоянии вытянутой руки по причине старческой дальнозоркости. Увидела меня и стремительно зашагала навстречу, неся «Блэкберри» перед собой, словно защитный амулет.
— Сколько ехать отсюда до Мемфиса? — спросила она.
— Чуть меньше пяти часов. А что в Мемфисе?
— Хилари Хэнди живет сейчас в Мемфисе. Та, что преследовала Эми еще в школе. Это совпадение?
Я не знал, что ответить. И правда, что?
— Джилпин от меня просто отмахивается. Говорит, они не могут расследовать случившееся больше двадцати лет назад. Вот скотина! Умеет доводить до белого каления. Ранду отвечает, а меня игнорирует, будто я бесполезный придаток своего мужа, козявка без права голоса. Вот скотина!
— Город сдался, Мэрибет, — ответил я. — Наверняка у полиции не хватает бюджетных средств.
— Ладно, тогда мы сами будем искать. Эта девочка копировала нашу дочку в школе. Я знаю, она и после учебы досаждала Эми. Эми мне говорила.
— А мне не рассказывала никогда.
— Сколько стоит дорога туда? Долларов пятьдесят? Отлично. Ты съездишь? Ты же говорил, что сможешь поехать. Прошу тебя. Пока кто-то с ней не поговорит, я не успокоюсь.
Я знал, что это правда. Ее дочь вот так же страдала от навязчивых идей. Эми могла весь вечер переживать, не оставила ли она плиту включенной, хотя в этот день мы ничего не готовили. А дверь заперли? Ты точно помнишь? Она была мастерица делать из мухи слона. Если мы всегда закрывали дверь, то теперь непременно забыли, и кто-нибудь проник, сидит и поджидает слабую женщину, чтобы изнасиловать и убить.
Я покрылся липким потом. В конце концов фобии моей жены принесли плоды. Это какое жуткое удовлетворение должен испытывать тот, чьи многолетние страхи оказались небеспочвенны.
— Конечно съезжу. И заодно загляну в Сент-Луис, повидаю того парня, Дези. Считайте, что я уже в пути.
Развернувшись, я демонстративно пошел к выходу, но не успел сделать и двадцати шагов, как увидел заспанную физиономию Стакса.
— Слышь, копы вчера обшарили «Риверуэй молл». — Он поскреб щетинистый подбородок.
В другой руке Стакс держал ненадкусанный пончик в глазури. Брючный карман выпирал вперед. Я даже хотел сострить: «У тебя там еще один пончик, или ты…»
— Слышал. Никого не нашли.
— Вчера. Эти ослы пошли вчера днем. — Стакс пригнулся и огляделся, как будто опасаясь, что подслушают. Придвинулся ко мне поближе. — Надо идти ночью. Ночью они на месте. А днем уходят к реке или выставляют транспаранты.
— Транспаранты?
— Ну, знаешь, сидят у шоссе под плакатиками: «Остановитесь. Помогите, пожалуйста. Нужны деньги. Или пиво. Что угодно», — объяснил он, осматривая зал. — Вот такие у них транспаранты, чувак.
— Понятно.
— А ночью возвращаются в «Риверуэй молл».
— Так давай проведаем их вечерком, — предложил я. — И возьмем с собой кого-нибудь.
— Хиллсемы, Джо и Майк, — заявил Стакс. — Они подходят.
Братья Хиллсем — старше меня года на три-четыре — всегда считались городскими задирами. Из тех ребят, которые рождаются бесстрашными и презирают боль. Эти качки все лето мотались туда-сюда на коротких мускулистых ногах, играли в бейсбол, пили пиво, иногда удивляли совсем странными выходками, вроде катания на роликовой доске в сточной канаве или залезания в голом виде на водонапорную башню. Повстречаешь их субботним вечером, смело можно сказать: что-то произойдет. Не обязательно что-то хорошее, но скучать точно не придется. Конечно, Хиллсемы подходили как нельзя лучше.
— Хорошо, — кивнул я. — Нынче же вечером и сходим.
В кармане снова зазвонил телефон. Вот ведь доставучий какой.
— Ты что, не ответишь? — спросил Стакс.
— Нет.
— Чувак, надо отвечать на все звонки. Нет, кроме шуток.
До конца дня никаких поисков больше не планировалось. Делать было совершенно нечего. Телефон молчал. Мэрибет начала отправлять волонтеров домой — они только нервировали, бесцельно толпясь вокруг. Стакс тоже ушел, не иначе набив карманы бесплатной едой со стола.