Мы приносим газировку, однако теперь мне еще труднее улыбаться и смеяться, видеть радость и веселье, спрашивать гостей, чего они еще хотят, расхваливать принесенный салат «Амброзия», крабовый соус или дольки пикулей, завернутые в сливочный сыр и еще в салями.
Отец Ника пришел с Го. Они молча стоят на пороге. Билл Данн, жилистый, все еще красивый, несмотря на маленький пластырь на лбу, готичный мужчина Среднего Запада. И мрачная Го, с заколотыми волосами, на отца старается не смотреть.
— Ник, — заявляет Билл Данн, пожимая сыну руку, а потом шагает вперед и хмуро глядит на меня.
Го вцепляется в Ника, оттаскивает его в сторону и шепчет:
— Понятия не имею, почему он такой смурной. Может, не с той ноги встал, а может, потому, что по жизни мудак. Хрен его разберет.
— Ладно-ладно. Я за ним пригляжу.
Го раздраженно пожимает плечами.
— Я не шучу, — говорит мой муж. — Иди выпей пива и отдохни. Снимаю тебя на час с дежурства по папе.
Будь на ее месте я, Ник, наверное, сказал бы, что я чересчур изнежена.
Тетки в летах продолжают виться вокруг меня и трещать без умолку. По их словам, Морин всегда утверждала, будто мы с Ником идеальная пара. Спору нет, мы просто созданы друг для друга.
Я понимаю, что болтушки исходят из лучших побуждений. С тех пор как мы поженились, я бесконечно слышу эти разговоры. Брак — трудная работа, требующая уступок, чем дальше, тем тяжелее. И тем больше компромиссов нужно находить. «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
Торжественная помолвка в Нью-Йорке — разогретые вином и разговорами гости вели себя так, будто принимали нас в какой-то закрытый клуб женатиков. Советы градом сыпались на наши головы. Например, Бинкс Мориарти, восьмидесятилетняя мать лучшей подруги моей мамочки, перехватила меня у бара, проревев, как сирена «скорой помощи»:
— Эми, я должна поговорить с тобой!
Она крутила перстни на шишковатых пальцах — проворот со скрипом. Внезапно погладила мою руку (представьте, как древняя перечница щупает холодными клешнями вашу нежную теплую кожу), а потом поведала, что ее последний муж, умерший в шестьдесят три года, «не мог удержать в штанах свою игрушку». Бинкс произнесла это с ухмылкой в затянутых катарактой зенках: мол, я на краю могилы, а потому имею право говорить о таких вещах.
— Вот не мог, и все тут, — сообщила старушенция, не выпуская из смертельно холодных пальцев мою руку. — Но он никого из них не любил так, как меня. Я это знаю, и ты знай.
Мораль этой истории такова: мистер Бинкс, конечно, бабник и изменщик, но брак состоит из сплошных компромиссов.
Я при первой возможности улизнула от нее, а потом бродила в толпе гостей, стараясь не смотреть на одинаковые морщинистые лица, не ловить опустошенные, разочарованные взгляды людей, переваливших за середину жизни. Среди них хватало успевших поддать, кое-кто танцевал под музыку времен своей юности, пробуждая воспоминания о провинциальных танцплощадках. У окна я остановилась глотнуть свежего воздуха, и тут чьи-то пальцы сжали мой локоть. Мама Ника, с большими черными глазами и лицом мопса. Засовывая в рот кусочек козьего сыра и крекер, Морин ухитрилась проговорить:
— Это не такое простое дело — навечно соединить с кем-то свою жизнь. Но я рада, что вам с Ником это удалось. Вы молодцы. Парень встретил девушку, а девушка — парня. Но все же будут и дни, о которых придется вспоминать с горечью. И лучше, конечно, если это будут дни, а не месяцы.
Наверное, я выглядела потрясенной — а я в самом деле была потрясена, — поскольку она быстро добавила:
— Но у вас обязательно будут и славные денечки. Я в этом совершенно уверена. Много-много отличных дней. Ой… Прости меня, лапочка, за такие слова. Я всего лишь глупая разведенка. Ох, мама дорогая, я, кажется, выпила слишком много вина… — Она наспех попрощалась и убежала.
— Ты чего это здесь? — вдруг проговорил Билл Данн, обращаясь непосредственно ко мне. — Почему? Тебе здесь быть не надо.
— Я Эми, — говорю, дотрагиваясь до его руки, чтобы привести в чувство.
Биллу я всегда нравилась. Наверное, он даже не мог придумать повода, чтобы заговорить со мной, однако я догадывалась, что нравлюсь ему, по тому, как он на меня смотрел. Точно на диковинную птицу. А сейчас он хмурился и выпячивал грудь, напоминая карикатуру на молодого матроса-задиру. В нескольких шагах от нас Го поставила еду на стол и приготовилась подойти к нам на цыпочках, будто хочет прихлопнуть муху.
— Откуда ты взялась в нашем доме? — цедит Билл Данн, кривя губы. — Кое-кто тебе тут не рад.
— Ник! — зовет Го негромко, но требовательно.
— Я здесь, — сообщает мой муж, появляясь из толпы. — Эй, папа, это моя жена Эми. Ты помнишь Эми? Мы вернулись на родину, чтобы чаще видеться с вами. А это наш новый дом.
Ник сверкает в мою сторону глазами. Ведь это я настояла, чтобы пригласить его отца.
— Ник, я всего лишь хочу сказать, — Билл Данн тычет указательным пальцем прямо мне в лицо, и несколько мужчин медленно приближаются, готовые прийти на помощь, — что ей здесь не место. Сучка думает, будто может делать все, что захочет.
— Что ты, Билл, — вмешивается Мо, с присущим ей энтузиазмом обнимая бывшего мужа. — Здесь ей самое место. Это ее дом. Она жена нашего сына. Разве ты забыл?
— Я хочу ее выгнать. Понимаешь, Морин? — Он пожимает плечами и снова надвигается на меня. — Тупая сука. Тупая сука!
Неясно, кого он имеет в виду — меня или свекровь, но, если подумать, смотрит-то он на меня. И еще как злобно смотрит!
— Ей здесь не место!
— Я уйду, — отвечаю я и шагаю в двери, прямо под дождь.
«Устами жертв болезни Альцгеймера, — думаю я при этом, — глаголет истина».
Я бесцельно брожу по округе, ожидая, когда же появится Ник и поведет меня обратно, в наш дом. Моросит дождь, я уже промокла. Но все еще верю, что Ник придет за мной. Поворачиваюсь к дому и вижу лишь закрытую дверь.
Спустя четыре дня.
В пять часов утра я и Ранд сидели в пустой штаб-квартире волонтеров, пили кофе и ждали копов, которые должны были опросить Лонни.
Эми пристально смотрела на нас с плаката на стене. Сейчас ее лицо казалось несчастным.
— Никак не возьму в толк, почему она ничего не сказала тебе, если кого-то боялась, — заявил Ранд. — Почему молчала?
В Валентинов день Эми приехала в «Риверуэй молл», чтобы купить пистолет. Так утверждал наш новоприобретенный приятель Лонни. Она слегка нервничала и волновалась. «Может быть, я говорю глупости… но я и вправду считаю, что мне нужно огнестрельное оружие». Очень важно, что выглядела она, по словам Лонни, испуганной. Ее кое-кто пугает, так она сказала, не вдаваясь в подробности. Когда же Лонни спросил, какое именно оружие требуется, Эми ответила: «То, что сразу останавливает». Он предложил прийти через несколько дней, и моя жена это сделала. Однако Лонни не смог достать оружие («Это не моя поляна, чувак») и теперь жалел об этом. Эми хорошо запомнилась ему, и даже спустя несколько месяцев он размышлял, где сейчас эта привлекательная женщина с испуганным лицом, решившая купить ствол в День святого Валентина, и что с ней?