— Если бы у тебя был член, в мире случилось бы много неприятностей.
Она ускоренно перемотала скучную часть игры. «Кардз» отставали на пять очков. Когда началась очередная реклама, Го нажала на паузу и проговорила:
— Я сегодня позвонила, чтобы сменить тариф на мобильнике, а у оператора вместо гудков стояла песня Лайонела Ричи. Слышал когда-нибудь Лайонела Ричи? Мне нравится «Penny Lover», но у них там другая песня, не «Penny Love», ну да ладно. Звонок приняла женщина, сказала, что менеджеры по обслуживанию абонентов находятся в Батон-Руже. Мне показалось странным, что она разговаривает без акцента, но она ответила, что выросла в Новом Орлеане. Мол, не все об этом знают, но когда вы беседуете с жителями Нового Орлеана — новоорлеанцами, да? — то можете заметить, что они все говорят без акцента. В общем, она порекомендовала тариф…
Нас с Го всегда восхищала способность нашей мамы говорить ни о чем, излагать пустопорожние бытовые бесконечные истории, причем сестра считала, что мама делает это нарочно, чтобы поиздеваться над нами. И вот уже больше десяти лет каждый раз, когда у нас с Го возникает случайная пауза в разговоре, один из нас заводит волынку о ремонте бытовой техники и отоваривании купонов. При этом Го достигла в болтовне гораздо большего мастерства, чем я. Ее история может быть бессмысленной, бессвязной, тянуться так долго, что хоть на стенку лезь от злости, — а потом заканчиваться шуткой.
Го принялась грузить меня насчет света в холодильнике, не выказывая признаков усталости. Внезапно, охваченный сердечной признательностью, я наклонился и чмокнул ее в щеку.
— Это за что еще?
— А просто так. Спасибо.
Я почувствовал, как глаза наполняются слезами. Улучив секунду, смахнул их, в то время как Го продолжала болтать языком:
— Таким образом, мне была нужна мизинчиковая батарейка, а она, оказывается, сильно отличается от транзисторной батарейки. Поэтому пришлось идти с квитанцией, чтобы мне батарейку заменили на транзисторную…
Записанный матч закончился. Картинка потухла. Заметив это, Го отключила звук телевизора.
— Хочешь еще поговорить или уже надоело? Все, что пожелаешь.
— Иди спать, Го. А я разберусь пока, чего же я больше хочу. Наверное, все-таки спать. Мне просто необходимо поспать.
— Дать тебе таблетку амбиена? — Моя сестра-близнец всегда предпочитала самые простые способы достижения цели. Зачем какая-то музыка-релакс или голоса китов, когда примешь пилюлю — и все, отрубился.
— Нет.
— Если вдруг надумаешь, он в аптечке. Когда-то наступает время для принудительного сна…
Она постояла немного, а потом в своей обычной манере шмыгнула через гостиную, не производя впечатления засыпающей на ходу, и закрыла за собой двери спальни. Сестра понимала, что сейчас самое лучшее — оставить меня в покое.
Слишком многим людям недоступен этот дар — почувствовать, когда нужно от тебя отвязаться. Обычно все любят поговорить, но я никогда не был болтуном. Часто веду внутренний монолог, но слова не срываются с губ. Она неплохо сегодня выглядит, думаю я, но озвучить это нипочем не додумаюсь. Мама любила поговорить, и сестра тоже разговорчива. А я создан для того, чтобы слушать.
Сидя на диване, я чувствовал себя опустошенным. Полистал какой-то журнал, попереключал телевизионные каналы, пока не остановился на старом черно-белом фильме, где мужчины в фетровых шляпах черкали карандашом в блокноте, пока хорошенькая домохозяйка объясняла, что ее муж уехал во Фресно, после чего два копа переглянулись и многозначительно покивали. Вспомнив о Бони и Джилпине, я ощутил спазм в желудке.
Телефон в кармане пропищал мелодию из игры «Джекпот-мини», уведомляя, что получено СМС-сообщение. Оно гласило: «Я за дверью».
28 апреля 2011 года.
Страницы дневника.
«Делай, что должен», — говорит мама Мо. И когда она произносит эту фразу, подчеркивая каждое слово, как будто речь идет о жизненно важном деле, предложение перестает быть просто набором слов, а становится чем-то по-настоящему важным. Ценным.
«Делай, что должен, — думаю я. — Точно!»
Вот что мне нравится на Среднем Западе. Люди не пытаются создавать себе лишние проблемы. Даже из смерти. Мама Мо будет делать что должна, пока рак не одолеет ее. А потом она умрет.
Поэтому я стараюсь не высовываться и в самой безнадежной ситуации искать наилучшие стороны. Искать в глубоком смысле, в самом буквальном смысле мамы Мо. Я вожу ее по врачам и на химиотерапию. Я меняю протухшую воду в вазе, в комнате, где живет отец Ника. Я угощаю печеньем персонал пансионата, после этого медсестры и санитары лучше ухаживают за Биллом.
Мой муж вырвал меня из привычного мира, чтобы быть ближе к своим больным родителям. И вот теперь, похоже, он утратил ко мне всяческий интерес. Так же, кстати, как и к своим родителям.
От отца Ник отстранился полностью. Даже не произносит его имени. Я знаю: всякий раз, когда нам звонят из «Комфорт-Хилла», Ник надеется в душе, что ему сообщат о смерти отца. Что же касается Мо, то мой муж сводил свою маму на один сеанс химиотерапии и заявил, что больше выдержать такого не в силах.
Ник сказал, что ненавидит больницы, ненавидит больных, ненавидит время, которое тянется так медленно, ненавидит неторопливо падающие капли в капельнице. Он больше не может туда ходить. А когда я попыталась убедить его, укрепить его дух — делай, что должен, — он заявил, что теперь заниматься всем связанным с лечением мамы буду я. Вот так я и заступила на пост. Мама Мо, конечно, не обижается на Ника. Однажды, в то время как капельница медленно-медленно сливала лекарство в вену, мы смотрели романтическую комедию на моем ноуте, но больше болтали. Когда разбушевавшаяся героиня налетела на диван, Мо повернулась ко мне и сказала:
— Не стоит винить Ника, что он не в силах делать кое-какую работу. Я всегда любила его до безумия, баловала — да и как не баловать? Такое милое личико. Вот отчего моему сыну так тяжело в непростых ситуациях. Я на него не держу зла, честно.
— Но вам, наверное, неприятно, — заметила я.
— Нику не нужно доказывать свою любовь к матери, — ответила она, похлопывая меня по руке. — Я и без того знаю, что он любит меня.
Меня восхищает бескорыстная любовь Мо. Поэтому я не рассказываю ей, как нашла в компьютере Ника план книги о писателе, который возвращается из Манхэттена в родной штат Миссури, чтобы ухаживать за больными родителями. У Ника в компьютере вообще хранится много странноватых вещей, и я порой не могу удержаться, чтобы не сунуть хотя бы чуточку нос, — так мне легче догадываться, о чем думает мой муж. Заглянув последний раз в его файловую историю, я обнаружила фильмы в стиле нуар, веб-сайт журнала, где он когда-то работал, и материалы о Миссисипи — что-то насчет возможности доплыть отсюда до Мексиканского залива. Я знаю, что Ник мечтает спуститься по Миссисипи, подобно Геку Финну, и даже написал об этом статью. Он любит смотреть на вещи под разными углами зрения.