— Нет, ее, я помню. Ручка не писала, и ей пришлось взять другую, вот здесь, видите.

Он показал на чеке. Последние буквы были написаны другими чернилами.

— Это ее вы угощали сидром. Послушайте, может, при таком раскладе вам не стоит напоминать о себе? — Бармен криво улыбнулся, как бы подразумевая, мол, у всех случаются мелкие проколы.

Юнас не мог оторваться от этих непостижимых букв. Женщина, заставившая его предать Анну, женщина, которая помогла Анне осуществить ее несправедливую месть, — эта женщина ему солгала. Имя, которое он за последние двадцать четыре часа успел полюбить, было ложью. Ложью, которая проникла прямиком в его душу.

Ее звали Эва.

Эва Виренстрём-Берг.

~~~

Свиная вырезка с запеченным картофелем. И вино — риоха урожая восемьдесят девятого года. Сто семьдесят две кроны за бутылку.

С тем же успехом можно было подать жидкость из держателя для унитазной щетки. О чем она, кстати, действительно подумывала.

За едой они не сказали друг другу ни слова, все общение шло через Акселя. Он сам зажег свечу на столе и сейчас сидел на своем складном стульчике, считая, что начался маленький праздник. Вечер пятницы. Он даже не догадывался, что все праздники в этом доме закончились навсегда и что человек, который их отнял, сидит сейчас справа от него и запихивает в себя еду, чтобы как можно скорее сбежать в кабинет.

Бросив на нее беглый взгляд, Хенрик встал и поднял со стола свою тарелку.

— Ты доела?

Она кивнула.

В другую руку он взял жаропрочную форму с остатками мяса и направился к мойке.

Эва осталась за столом. На мгновение удивилась, как он не обжегся — форма вряд ли успела остыть.

Молча и ловко он убирал со стола, ополаскивал посуду и ставил ее в посудомоечную машину.

Семейный ужин закончен.

Он длился семь минут.

— Аксель, начинаются мультики, пойдем, я включу телевизор.

Аксель слез со стула, и они скрылись в гостиной.

Она так и сидела со своим бокалом вина, он забыл взять его у нее, когда убирал. В бутылке осталось меньше половины, вино он едва пригубил.

Первый раз телефон зазвонил, когда на часах было без четверти двенадцать. Аксель заснул перед телевизором еще в восемь, и Эва отнесла его к ним в спальню. Остаток вечера она провела в одиночестве на диване, уставившись на экран с быстро меняющимися картинками. Когда раздался звонок, Хенрик случайно оказался не в своем кабинетном укрытии, а в туалете. Первой успела ответить она:

— Эва.

Ни звука в ответ.

— Алло?

На другом конце отключились.

Она стояла, прижав трубку к уху, и чувствовала, как растет гнев. Чертова шлюха! Даже в пятницу вечером, когда он дома с семьей, она не может оставить их в покое.

Она услышала звук спускаемой воды, одновременно открылась дверь и в следующую секунду он показался на пороге комнаты.

— Кто звонил?

Вернув трубку на место и изо всех сил стараясь не показать, что задета, она перелистнула страницу рекламного буклета из «Консума» и ответила:

— Не знаю, ничего не сказали.

По его лицу пробежала тень беспокойства.

И он снова ушел в кабинет.

Дверь едва успела закрыться, как тишину нарушил новый звонок.

И на этот раз она успела первой.

— Да?

Снова отбой. И новый сигнал, едва трубка коснулась рычага. На сей раз Эва ничего не говорила, а просто слушала чье-то дыхание.

Но тут вдруг раздались слова:

— Алло?

— Да, это Эва.

— Здравствуйте, это Анника Экберг.

Мама Якоба.

— Мама Якоба из садика. Простите, что звоню так поздно, но вы ведь еще не спите?

— Нет-нет, все в порядке.

— Я только хотела спросить. Это ужасно глупо, но Оса, мама Симона, только что позвонила и рассказала, что Лассе получил странный мейл от Линды Перссон из сада.

— Странный мейл?

— Можно так сказать. Признание в любви.

— Что?

— Да.

— Папе Симона?

— Да, но это еще не все. Мы проверили нашу почту и выяснили, что мы тоже получили это.

— Любовное письмо?

— Ну да, такое же, как и у них, слово в слово. Я надеюсь, оно адресовано Челле, а не мне, но там это не указано. Челле страшно рассердился. Из письма можно сделать вывод, что между ними есть какие-то отношения.

— Какая чушь.

— Вот-вот, но я не знаю, что мне делать.

— А это не может быть какая-нибудь ошибка?

— Не знаю. Письмо отправлено с ее рабочего адреса. Может, она собиралась послать его кому-нибудь другому, но как-то это уж очень по-дурацки. А если так кто-то пошутил, то получилось не очень весело.

Кому как.

— Да, пожалуй.

— Я хотела спросить, может, Хенрик тоже что-нибудь получал?

Она вдруг ощутила необыкновенную бодрость.

— Подождите минутку, я проверю. Хотя нет, мне нужно прервать разговор, чтобы подключиться к Интернету. Я вам перезвоню.

— Хорошо.

Она повесила трубку. Это нужно делать спокойно и без висящей на проводе мамы Якоба. Она улыбалась в темноте, приближаясь к двери и открывая ее без стука. Все, лавина пошла. И неведомо где остановится. Почему-то это даже и не интересно. Все равно всему конец. Осталась только цель — причинить боль в ответ. Наказать.

Он сидел за столом, положив руки на колени и глядя перед собой. В компьютере включился спящий режим, по экрану рассыпались разноцветные кольца. Он слегка повернул голову, услышав, что она вошла.

Но не посмотрел на нее.

— Кто это был?

— Анника Экберг, мама Якоба из садика. Ты давно проверял почту?

— В каком смысле?

— Понимаешь, это чистое безумие, но отец Якоба и отец Симона получили по электронной почте любовные письма от Линды Перссон из сада.

Даже спина выдала его реакцию.

Успело пройти секунды две, прежде чем он оглянулся на нее. Едва глянул в глаза — и снова уткнулся в экран компьютера. Она, наверное, заразная.

— Вот как. И что же там было написано?

Врать он не умел никогда. Неужели он сам себя не слышит? Это деланое безразличие — просто издевательство над ее интеллектом.

— Я не знаю. Они попросили проверить, не получил ли и ты что-нибудь подобное.