Он выдвинул верхний ящик комода, в котором она держала свое белье, порылся среди привычных плотных трусов, предназначавшихся для него. А потом слева среди бюстгальтеров нашел еще одну незнакомую принадлежность. Черный кружевной лифчик-«пуш-ап», которого он тоже никогда раньше не видел. Она гремела чем-то на кухне, он взял в руки черное кружево, и его накрыло видение — она и тот другой в двуспальной кровати сзади него, возбужденные руки этого сопляка наконец справляются с маленькой застежкой и обнажают ее грудь. Подавляя желание ворваться на кухню и швырнуть тряпку прямо в лицо страдалице, он несколько раз глубоко вздохнул. Он уже собирался закрыть ящик, когда на глаза ему попалось кое-что еще. Уголок чего-то красного. Запирающийся дневник с ключом, свисающем на серебристой нитке из замка в форме сердца. Дневник? С каких пор она занимается такими вещами? Звуки из кухни свидетельствовали, что она по-прежнему там. Он быстро открыл замок ключом и начал листать. Чистый, без записей. Ни слова ни на одной странице. В тот момент, когда он уже возвращал его на место, что-то упало ему в руку, а на внутренней стороне обложки он увидел надпись.
Моей Любимой! Я с тобой. Все будет хорошо. Книга для воспоминаний о том прекрасном, что нас ожидает.
Он смотрел на собственную ладонь и отказывался верить тому, что видел.
Там лежала отвратительная, перевязанная синей швейной ниткой ржаная прядь волос этого подлеца.
Почти тринадцать тысяч в месяц. На кухонном столе перед ней лежали стопки бумаг: кредит, счета за электричество, страховки. Коммунальные платежи и выплату кредита она потянет сама, но для этого придется существенно поменять привычки. Взять для фирмы более дешевую машину. Делать покупки в крупных бюджетных магазинах. Составлять подробные списки необходимого и брать большие упаковки по выгодным ценам.
Она смотрела на папку, которую они получили от риелтора вместе с ключами от дома. Яркая картинка с улыбающимся домиком на обложке. Темное пятно прямо над дымоходом — Хенрик случайно разлил вино, когда они, возвращаясь от маклера, присели за уличный столик кафе «Опера», чтобы отметить покупку.
Восемь лет назад.
Отец попросил ее позвонить оценщику, чтобы определить нынешнюю стоимость дома и подсчитать сумму, которую нужно одолжить. Она должна позаботиться о том, чтобы в тот день, когда ее муж наконец признается в своей измене, все бумаги были в порядке. Деньги она добудет за час, после чего пошлет его к черту.
Внезапно ей показалось, что она слышит звук ключа, открывающего замок. Но Хенрик вернется только завтра, ей, наверное, послышалось. Она вдруг поняла, что в последние дни часто слышит звуки, которые не может определить. Она могла поклясться, что вчера вечером, когда она стояла под душем, со второго этажа что-то доносилось. Дверь на террасу оставалась открытой, и на мгновение она испугалась. Натянула халат, поднялась по лестнице, обошла все комнаты и даже заглянула в шкафы, чтобы убедиться, что в доме действительно никого нет. Аксель ночевал у ее родителей, так что списать звуки на него не получалось. Она впервые почувствовала, каково придется в будущем. Одна в доме. Ее начнут душить темные страхи. А тот вечер, когда кто-то точно стоял на террасе и смотрел на нее сквозь темные стекла. Ей нужно победить подступающий ужас, она должна быть сильной.
И тут она действительно услышала звук открывающейся двери. Кто-то вошел в прихожую.
— Кто там?
— Это я.
Хенрик. Какого черта он вернулся.
Объяснение возможно только одно. Он решил все рассказать, потому что больше ни минуты не может терпеть муки совести. Вот и прибежал домой на день раньше, а она не успела подготовиться.
Распечатку статьи о Линде она положила в почтовый ящик мамы Симона вчера, так что та уже должна прочитать ее, но из садика пока ничего не сообщали. Никаких обзвонов, никаких внеочередных собраний. И деньги, которые она швырнет ему в лицо, появятся у нее не раньше чем через два дня.
Он пока не должен признаваться!
Она встала и пошла к лестнице. Она образцовая жена, нужно собраться и вести себя как обычно. Спросить, как дела, поинтересоваться здоровьем, порадоваться, что он вернулся раньше. Не облегчать ему признание.
Она заметила букет еще с лестницы, хоть он и прятал его за спиной, — и все ее намерения рухнули как карточный домик. Господи, неужели у него настолько дурной вкус? Никогда раньше он не дарил ей цветы, и вот, нате, нашел повод — притащил красные розы, когда решил сознаться в измене и сказать, что хочет развестись. Что у него в голове? Он полагает, что она обрадуется? Что какие-то идиотские розы искупят его предательство и заставят ее простить? У тебя роман с воспитательницей нашего сына, ты ни много ни мало собрался разводиться, но ты наконец прикупил мне немного цветов, что чертовски любезно с твоей стороны!
Она глубоко вздохнула.
— Я думала, ты вернешься завтра утром.
— Да, я знаю. Я передумал.
Она видела, как он нервничает. На лице глупая вымученная улыбка.
Мог бы хотя бы куртку снять.
— Почему ты не на работе?
Потому что я взяла больничный и теперь занимаюсь исключительно разрушением твоего будущего. Поскольку ты разрушил мое.
— У меня немного болит горло.
Она снова поднялась наверх. Дошла до кухни и начала собирать бумаги со стола. Она не успела спрятать их, когда он появился.
— Что ты делаешь?
В голосе страх. И ни следа той злости, к которой она привыкла. Она растерянно подумала, что Хенрик, которого она знала, с которым прожила пятнадцать лет, но который в последнее время был недоступен — вернулся. Он стоит посреди кухни и пытается достучаться до нее.
Она посмотрела на него. Испуганный, протягивающий слишком большой букет. Жалкий и совершенно беспомощный мальчик.
И хотя многое казалось запутанным, одно она знала наверняка — его цветы ей не нужны.
— Тебе подарили цветы?
— Нет, это тебе.
Он протянул ей букет. Взять их означало бы потерпеть поражение, дать ему лазейку, чего она ни в коем случае делать не собиралась. Она видела, что ее сомнения его раздражают. Что по какой-то причине он делает все возможное, чтобы казаться приветливым. Интересно, что он задумал? Чтобы бомба взорвалась только после того, как они снова станут друзьями?
Не получится.
— Поставить их в воду?
Она поняла, что выбора нет. Нельзя вести себя слишком вызывающе и тем самым помогать ему. Кто же будет жить с женщиной, которая даже букет роз принять не может.
Достав из шкафчика вазу, она подошла к нему. Благодарить — выше ее сил, она взяла букет и направилась к мойке. Потом тщательно, по одному цветку обрезала стебли и ставила в вазу. Он стоял позади нее, возможно, собирался с духом, чтобы сделать признание. Нужно заставить его подождать, всего один день, пока в садике не узнают о прошлом Линды и пока она не соберет деньги. Ее отталкивающее поведение, конечно, только укрепит его решение, он правильно делает, что бросает ее, но ей уже все равно. За последние полгода она столько раз ходила за ним по пятам, пытаясь вызвать на разговор. Теперь его очередь. А после этого никто и ни за кем ходить больше не будет. Никогда. Ни в этом доме, ни в другом.