— И что ты обманщик. Может, Хоакин в самом деле получил образование юриста и палеоантрополога, но Антуан Феро уж точно не получал образования психиатра. Антуана Феро попросту не существует.
— Ну, ты же наверняка слышала, как про это говорят… — с усмешкой произнес он. — Психиатр — это псих, изменивший своему предназначению.
— Как ты познакомился с Нелли Баржак?
— Это Хоакин. Мы встретились на коллоквиуме, посвященном теме генетического наследия народов Латинской Америки. Позже она позвонила мне и рассказала про образец крови, присланный Мансареной. Она знала, что я родом с северо-востока Аргентины. Той же самой области, откуда поступил образец…
— Франческа Терча?
— С Франческой мы давние друзья. Познакомились в Университете Буэнос-Айреса. Вместе ходили на лекции по палеоантропологии. И Хорхе Де Альмейда из той же компании. Мы учились в одной группе.
Вот она, изюминка. Если бы она внимательнее рассмотрела групповую студенческую фотографию, ту самую, на которой Де Альмейда написал «Те Quiero», то узнала бы… Антуана Феро собственной персоной. Проклятье. Проклятье. Проклятье. У нее в руках были все улики. С самого начала. Ну, почти с самого начала.
— Она тоже со мной разговаривала. Рассказала про череп. Про раскопки Де Альмейды. Но я и понятия не имел, что она работает над скульптурой.
Жанна мысленно ставила галочки на каждом эпизоде. Факты не намного расходились с ее предположениями.
— Франсуа Тэн.
— Ну, с ним все еще проще. Он нам позвонил.
— Кому из вас?
— Хоакину Палину. Он сравнил записи в электронных записных книжках Нелли Баржак и Франчески Терча. И в той и в другой оказалось имя Хоакина. В воскресенье утром он мне позвонил. Из своего кабинета. Мы договорились встретиться в Люксембургском саду. Он уже связался с Эдуардо Мансареной в Манагуа. И с Даниелем Тайебом из Сельскохозяйственного института Тукумана. Он понял, что ключ к убийствам таится в палеонтологическом открытии, возможно, совершенном на северо-востоке Аргентины. Пришлось мне наведаться к нему в гости. В тот же вечер…
Жанна прислонилась к стене. Несмотря на холодный кондиционированный воздух, у нее взмокла спина. Она проверила все телефонные звонки Тэна — но только с мобильного. А он звонил из своего кабинета. Еще одна ошибка. Дальнейшее не нуждалось в комментариях. Хоакин приехал в Никарагуа и прикончил Мансарену. А затем отправился к своим истокам. В компании с ней.
Только одна деталь не вписывалась в общую картину.
— В понедельник, девятого июня, — снова заговорила она, — Антуан Феро сел на самолет до Манагуа, рейсом через Мадрид. Вечером того же дня на меня в его кабинете напал Хоакин. Я допускаю, что у вас несколько личностей, но раздваиваться вы все-таки не умеете.
Психиатр хмыкнул. Со своими налитыми кровью глазами он походил на персонажа ужастика шестидесятых годов, в котором вампиров играют самые смазливые актеры.
— Мы забронировали билет, но никуда не полетели.
— Почему?
— В здании аэропорта «Руасси» мы купили дневной выпуск «Монда». Там сообщалось про смерть Тэна. И говорилось про то, что некая дама, следственный судья, отличилась на пожаре, рискуя жизнью в попытке спасти погибшего. Они даже напечатали ее фотографию. И мы узнали свою новую знакомую из Гран-Пале. Которая нас коварно обманула. Мы вернулись. Подкараулили тебя на улице Ле-Гофф. Мы решили, что будем с тобой ласковы. Выступим как Феро — он умеет очаровывать женщин. Но Хоакин, мальчик из Кампо-Алегре, вылез вперед. И ты от нас сбежала. В тот же вечер мы улетели в Манагуа. В сущности, что у тебя на нас было?
— Почему потом ты меня не убил?
— Ну, назовем это… любопытством. Даже восхищением. Когда мы обнаружили тебя в доме Мансарены беседующей с никарагуанскими полицейскими, мы сказали себе, что перед нами не обычный противник.
— Но ведь я могла тебе помешать.
— В доисторические времена мужчины, которые разрисовывали пещеры, использовали трещины и неровности камня. Они включали их в свои картины. Ты была такой трещиной. И мы решили тебя использовать. Включить тебя в нашу фреску. Ты могла послужить нам, помочь нам лучше себя узнать. Открыть некоторые детали нашей истории, неведомые нам самим.
Вот теперь ей стало страшно. Она чувствовала, как во всем теле поднимается противная дрожь. Правда слепила ее, как слишком яркий свет. Но никаким светом в этом деле и не пахло. Сплошная тьма. Мрак.
— И что теперь?
— Теперь мы в лесу, красавица моя. Место встречи. Место жертвоприношений.
Один, два, три… Жанна считала в уме. Она тоже добралась до источника. С того дня, когда погибла ее сестра, она знала, что судьба приведет ее сюда.
В безмолвный лес, где таится зло.
Где под покровом ночи скрывается правда.
И вот она держала этот черный свет в руках.
— А твой народ? — трясущимися губами вымолвила она. — Где он?
— Да здесь же! Вокруг тебя! Они здесь, Неживые души…
От стен один за другим отделилось несколько силуэтов. Одного взгляда на них Жанне хватило, чтобы понять: все разговоры про первобытное племя — не более чем враки. В этих людях не было ничего доисторического. Просто они оказались страшно изуродованными. Голые, если не считать прилепленных к телу листьев и кусков коры, они двигались неуклюже, как инвалиды.
У одного из них была обожжена половина лица, как будто к нему приложили горячий утюг. Лицо другого пересекали длинные кривые шрамы. У третьего глаза были расположены на разной высоте, а там, где некоторые носят бакенбарды, болтались лоскутья кожи. Здесь были мужчины и женщины, чудовищно грязные и обезображенные. Жанна заметила, что больше всего шрамов на тех, кто постарше. Те, что помоложе, поражали страшными деформациями черепной коробки, очевидно, произведенными в первые дни после рождения, когда кости еще податливы. Значит, обезьянью внешность кто-то придал им нарочно.
Хоакин создал свой первобытный народ из подручного материала. Устроил безумный маскарад. Жанна вспомнила компрачикосов из романа Виктора Гюго «Человек, который смеется» — они по дешевке скупали детей и ломали их, превращая в ярмарочных уродцев.
Вся эта история в конечном итоге обернулась коллективным бредом. Нет и не могло быть никакого народа с отличной от человеческой генетикой. С иными физическими параметрами. Он существовал исключительно в больном воображении Хоакина, а также в легковерном уме Нелли Баржак, Франчески Терча, Нильса Агосто, Эдуардо Мансарены. И конечно, Хорхе Де Альмейды, которого эти кошмарные создания наверняка принесли в жертву в глубине своего таинственного леса.
Неживые души продолжали смыкать вокруг нее кольцо. Жанна отступила назад. В уюте этой обыкновенной комнаты их уродство казалось особенно вопиющим. Она была готова к чему угодно — к засадам в лесной чаще, к рукопашной, к ловушкам, — но не к этому.