Мерзавец сошел на станции «Сталинград» или «Жорес».

Смирившись с очевидным, Пассан мгновенно успокоился, в последнюю секунду вырвался из вагона и плюхнулся на скамейку. Его чуть не вывернуло. Кровь билась в висках, пульсировала в животе и между ног. Он застыл, склонив лицо, словно его только что избили и он пытается справиться с накатывающей волнами болью.

Поезд ушел. Стало тихо.

Только тогда он заметил, что у него звонит мобильный.

— Алло?

— Это Фифи. Тебя все ищут! Твою мать, где ты?

Он поднял глаза к табличке «Бельвиль».

— Нигде.

— Я жду тебя в Нантере. Давай пошевеливайся. У меня есть новости от Сершо, и я сам связался с пожарными из тех районов, где жил Гийар.

Пассан не сразу понял, о чем речь.

— Ты обнаружил поджоги?

— Это даже не биография, а фейерверк какой-то.

46

На авеню Жана Жореса он заскочил в ближайшую лавчонку и купил новую каскетку и ветровку — и то и другое серого цвета. К нему понемногу возвращалось спокойствие. Не хотелось верить, что Ночной рыцарь пошел на такой риск — несмотря на судебное предписание, провал операции в Стэне и даже вчерашнюю потасовку. Слежка служила только лишним подтверждением его правоты: до лобового столкновения оставались считаные часы. Пассан ни за что не бросит начатое — это выше его сил.

А сам Гийар и жил-то только ради этой схватки.

Медленным шагом он двигался по ярко освещенной улице. Сбросить с хвоста Врага оказалось не так уж трудно. Справившись с первыми минутами шока, он стал действовать хладнокровно и провел его, как ребенка. Впереди мелькнула вывеска банка «Эйч-эс-би-си». Длинное черное стекло правильной формы словно бросало вызов окружающей грязи и шуму уличного движения. По аналогии ему вспомнились его собственные автосалоны, строгой безупречностью спорившие с городским хаосом. Это были оазисы порядка и чистоты.

Он прошел через рамку металлоискателя и оказался в помещении банка. Просторный безликий зал. Работал кондиционер, и от холода он на мгновение замер. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться к низкой температуре. Народу было много, перед каждым окошком толпились клиенты. Хорошо, что это крупное отделение банка, — никто здесь не вспомнит какого-то Жан-Пьера Леви.

Он встал в очередь, чувствуя себя спокойным и внутренне собранным. Победа над Пассаном внушала ему уверенность и даже слегка пьянила. Подошла очередь. Молодой метис, по всей видимости выходец с Антильских островов, взял заполненный бланк, пробежал глазами текст и сравнил подписи. Затем изучающе уставился на фотографию в удостоверении личности и вдруг поднял глаза.

— Не могли бы вы снять каскетку и очки, месье? — с вежливой улыбкой спросил он.

— Нет.

Для пущей убедительности Гийар шлепнул на стойку полицейское удостоверение Леви. Парень в окошке принялся озираться, явно желая призвать кого-нибудь на помощь. Рутинная работа оборачивалась для него катастрофой.

— Будьте любезны, месье, подождите пару секунд, — наконец пробормотал он и исчез.

Мелкая сошка! Сейчас же из кабинета за шторой появился другой служащий. Обманщик продолжал терпеливо ждать. В его лице не дрогнул ни один мускул.

— Какие-нибудь проблемы, месье? — слащавым голосом метрдотеля спросил вновь прибывший.

— Поинтересуйтесь у своего коллеги.

Служащий улыбнулся, всем своим видом говоря: «Это уже ни к чему. Вопрос решен». Удостоверение Леви он держал с таким почтением, словно ему в руки попал Регент — чистейшей воды бриллиант французской короны.

— Я провожу вас в хранилище, — сказал он, возвращая документ.

И Гийар пошел за банковским служащим, не удостоив даже взглядом его молодого коллегу, который молча переваривал унижение. В душе он испытывал к метису нечто вроде чувства солидарности. Он в принципе относился с симпатией ко всем мальчикам для битья на земле. И знал, что оказал парню добрую услугу: по одному унижению в день, и шкура задубеет так, что никакой иной брони больше не понадобится. А кому говорить за это спасибо?

Они спустились в подвал. Температура упала еще на несколько градусов. Настоящее убежище из стали и бетона, царство конкретных вещей и больших денег — тех, что похрустывают между пальцами и расходуются на удовлетворение желаний.

Их шаги звучали гулко, как в церкви. Воображение рисовало ему владельцев сейфовых ячеек, руки, сжимающие пачки банкнот, взоры, зачарованные блеском драгоценностей, губы, шепчущие молитвы, чтобы не снизился курс акций и не обесценились облигации. Он почти физически ощущал ту лихорадочную дрожь, с какой они поклонялись Деньгам с большой буквы. Здесь, в этом подземном святилище, курили фимиам божеству наживы.

Лично ему всегда было плевать на деньги, потому-то он и заработал их так много. Он страстно любил свое дело и трудился ради него, а не ради чего-нибудь еще.

Они добрались до хранилища. Служащий банка отпер решетку. Вдоль стен тянулись ряды ячеек. Они остановились перед нужным сейфом, посетитель вынул ключ. Это место напоминало ему колумбарий — в пронумерованных нишах вполне могли лежать урны с прахом. В каком-то смысле именно так и было: в запертых ячейках покоился прах чьих-то мечтаний, пепел чужих жизней.

— Прошу прощения.

Клерк проскользнул к ячейке и сам достал стальную шкатулку. Почтительно вручил клиенту и вышел, оставив его одного в комнате с крашеными стенами. Из мебели здесь имелись лишь стол и стул.

Леви не солгал. Перчатки оказались на месте, упакованные в два отдельных опечатанных пакета. Под ними обнаружились листки с результатами анализов, проведенных в лабораториях Бордо и Страсбурга. Он проверил: все правильно, это были оригиналы. Конечно, где-то существовали и электронные версии документов, но разве кому-нибудь придет в голову их сличать?

Он порылся в шкатулке. Толстые пачки купюр — не меньше нескольких тысяч евро. Золотые слитки, часы, драгоценности. Леви припрятал здесь все свое добро, не иначе, намереваясь вскорости сбежать. На дне шкатулки нашелся и втиснутый наискосок пистолет — парабеллум «Зиг Pro SP 2009» с лазерным прицелом и глушителем. Очевидно, перед исчезновением Леви собирался свести кое с кем счеты.

Гийар убрал в карман опечатанные пакеты, сложил лабораторные отчеты и засунул за пояс. Больше ни к чему не прикоснулся. Немного постоял, созерцая все, что осталось от убогого существования Леви. Ему даже стало его жалко. Этот еврей всю жизнь гонялся за злоумышленниками, но куда больше сил у него отнимала борьба против собственных бесов.

Вдруг он вздрогнул, словно взглянув на себя со стороны и осознав, что сидит в запертой комнате. Его охватило отчаяние. Он без сил опустился на стул, испугавшись внезапного приступа. Но нет, все было куда проще и печальнее. Несмотря на созданный им миф и обретенную силу, он так и не уверовал в себя. Его по-прежнему мучили давние воспоминания.