В двадцатиметровой комнате отсутствовала вентиляция. Воздух был таким плотным от запаха красителей для ткани и растворителей, что легкие едва выдерживали. Некоторые женщины прикрывали рты платками, другие держали на коленях грудных малышей. Работали здесь и дети: стоя над ворохом тканей, они сворачивали готовые изделия и раскладывали их по коробкам. Поль задыхался. Он казался себе персонажем фильма ужасов, который, проснувшись среди ночи, понимает, что его кошмар стал явью.
Шиффер произнес тоном Мистера Безупречность:
– Истинное лицо предприятий Сюрелик! Двенадцать – пятнадцать часов работы, тысячи вещей в день на каждую работницу. Работа в три смены на турецкий манер – это когда работают всего две команды, а то и одна вместо трех! И так в каждом подземелье, мальчик мой. – Казалось, что Шиффер наслаждается жестокостью зрелища. – Но обрати внимание – все это делается с благословения государства. Все закрывают глаза. Производство готового платья держится на рабстве.
Турок пытался выглядеть смущенным, но в глазах у него блестел гордый огонек. Поль наблюдал за работницами. Некоторые поднимали глаза в ответ, но руки продолжали работать так, словно никто и ничто не могло остановить их движения.
Он вспомнил стертые лица жертв – изуродованные и окровавленные. Как убийца подбирался к этим подземным жительницам? Как узнал об их сходстве друг с другом?
Цифер продолжил свой ураганный допрос:
– Поставщики забирают готовую продукцию в тот момент, когда меняются смены, так?
– Совершенно верно.
– Значит, в шесть утра на улице оказывается довольно много народу. И никто ничего не видел?
– Клянусь, что это правда.
Полицейский прислонился к хлипкой стенке.
– Не клянись. Твой Бог не так милостив, как мой. Ты разговаривал с хозяевами других жертв?
– Нет.
– Ты лжешь, но это не важно. Что ты знаешь о серии убийств?
– Говорят, женщин пытали и у них совсем не осталось лиц. Больше мне ничего не известно.
– Никто из полицейских к тебе не приходил?
– Нет.
– А куда смотрит ваша милиция?
Поль вздрогнул... Он никогда ни о чем подобном не слышал. Итак, в квартале была своя собственная полиция. Таной старался перекричать шум машин:
– Не знаю. Они ничего не нашли.
Шиффер кивнул на работниц:
– А эти что думают?
– Они не осмеливаются выходить на улицу. Они боятся. Аллах не должен допускать подобного. Квартал проклят! К нам слетел Азраил [6] , ангел смерти!
Цифер улыбнулся, дружески похлопал турка по спине.
Они вышли в коридор, и машинный ад остался за их спинами. Внезапно Поль услышал приглушенный хрип – Шиффер прижал Таноя к трубам.
– Кто убивает женщин?
– Я... я не знаю.
– Кого вы покрываете, засранцы?
Поль не стал вмешиваться, понимая, что далеко Шиффер заходить не станет. Его грубость была последним всплеском ярости.
Таной не отвечал, только хрипел и таращился.
Шиффер ослабил хватку, позволив турку глотнуть воздуха, и пробормотал ему в ухо, глядя на свисавшую с потолка голую лампочку, которая ходила ходуном, как обезумевший маятник:
– Держи язык за зубами, Таной. Никому ни слова о нашем визите.
Хозяин мастерской поднял глаза на старого сыщика. На его лицо вернулось угодливое выражение.
– Мой рот всегда на замке, господин Инспектор.
Вторая жертва – Руйя Беркеш – работала не в мастерской, а у себя дома, по адресу улица Энгиен, 58. Она шила на руках подкладки для шуб, которые потом сдавала меховщику по имени Гозар Гальман (склад находился на улице Сен-Сесиль, 77, выходящей к предместью Пуассоньер). Они могли бы начать с квартиры, но Шиффер был давно знаком с нанимателем и предпочел отправиться в мастерскую.
Поль молча вел машину, наслаждаясь возвращением в мир нормальных людей, но радовался он недолго: улицы Фобур-Сен-Дени и Фобур-Сен-Мартен остались позади, ткани и фурнитура в витринах лавочек сменились томными складками мехов и кожами.
Поль повернул направо, и они оказались на улице Сен-Сесиль.
У дома 77 Шиффер сделал ему знак остановиться.
Поль предполагал увидеть жуткую клоаку, забитую кожами и окровавленными шкурами, провонявшую бойней, но, войдя, они попали в маленький засаженный цветами дворик, умытый утренней росой. В глубине стояло нужное им здание, и только забранные решетками окна фасада выдавали в нем промышленный склад.
– Предупреждаю, – бросил Шиффер, переступая порог, – Гозар Гальман поклоняется идолу. Это Тансу Чиллер.
– Кто такой Циллер? Футболист?
Сыщик хмыкнул. Они поднимались по длинной деревянной лестнице.
– Тансу Чиллер – бывший премьер-министр Турции. Факультет международного права Гарварда. Министерство иностранных дел. Глава правительства. Блестящая карьера.
Поль недоуменно пожал плечами:
– Классическая карьера политического деятеля.
– Бесспорно, если не считать того, что Тансу Чиллер – женщина.
Они прошли площадку второго этажа, просторную и темную, как часовня. Поль заметил:
– В Турции, наверное, мужчины часто берут за образец для подражания женщин...
Шиффер захохотал.
– Знаешь, не будь ты реальным человеком, тебя следовало бы выдумать. Гозар – тоже женщина! Она – "тейзе", "тетушка", "крестная" – в широком смысле этого слова. Тейзе заботится о своих братьях, племянниках, кузенах и тех, кто на нее работает, улаживает их дела. Посылает маляров подлатать стены их лачуг. Отправляет посылки семьям на родину, продлевает документы, "подмазывает"
легавых, чтобы не досаждали. Она "плантаторша" но добрая.
Третий этаж. Склад представлял собой огромный зал с серым паркетным полом, усыпанным кусками пенопласта и папиросной бумагой. В центре из досок, положенных на козлы, были устроены прилавки, заваленные коробками, пластиковыми корзинами, розовыми миткалевыми мешками с надписью "ТАТИ" и чехлами для готовой одежды...
Мужчины вытаскивали пальто, куртки, блузоны и накидки, щупали, разглаживали, проверяли качество подкладки и развешивали на плечики. Стоявшие напротив них смуглолицые женщины в платках и длинных юбках обреченно ждали приговора.
Над залом нависала застекленная антресоль, задернутая белой шторой: идеальный командный пункт для наблюдения за работой подданных. Шиффер без малейших колебаний, ни с кем не здороваясь, начал взбираться по крутым ступенькам на площадку, держась за перила.