— А ты что здесь делаешь? Ты что, не знаешь, что пол может провалиться?
— Ой-ой-ой, как страшно! — И, чтобы показать, как мало его это волнует, он несколько раз подпрыгнул на одной ноге.
Она тронула его за руку.
— Прекрати. Будет жалко, если ты провалишься.
— Э-э!
Ее руку он убрал, но прыгать прекратил. Какое-то время Сибилла молча смотрела на него. Его неожиданное появление в ее логове означало угрозу. Вопрос в том, насколько она серьезна. Это надо выяснить до того, как он уйдет. Подбирая с пола какой-то мятый чертеж, она как бы невзначай спросила:
— И часто вы сюда ходите?
Он молчал слишком долго, потом произнес:
— Случается.
Он врал, но она пока не понимала, в чем и зачем.
— В каком ты классе?
— В восьмом.
— А где сейчас твои приятели? Они тоже сюда собираются?
Он покачал головой. Шарик попал в лузу. Он один. ОН приходит сюда часто. И больше никто.
— Так, значит, это ты выкрутил шурупы?
Он глубоко вдохнул, прежде чем ответить:
— Yes!
Она поняла. Еще один плевел, которого уже отбраковала гомогенная масса.
— Тебе здесь нравится? Интересно учиться?
Он смотрел на нее так, словно у нее не все в порядке с головой.
— Ага. Не то слово!
Язык навыворот. Она сталкивалась с этим раньше. Теперь им пользуется вся молодежь. По крайней мере, те немногие молодые люди, с которыми она говорила.
Он отфутболил книжку, лежавшую у его ног. Долетев до ее подстилки, она остановилась. Здравствуй, «Математика для 3 класса гимназии».
— А ты получаешь социальное пособие и тому подобное?
Она покачала головой. Это он разведывает, какие у него будут права, когда он станет бездомным.
— А что ты ешь? Ты же не копаешься в помойках и все такое? — На лице его читалось отвращение.
— А что, случалось.
— Фу, гадость.
— Тебе тоже придется попробовать, если ты хочешь такой жизни.
— Но ведь есть же пособия на еду и остальное.
Ей не хотелось отвечать. А то сказала бы, что в таком случае над тобой все равно останутся люди, которые будут говорить, что можно, а что нельзя.
Прозвенел звонок. Казалось, парень его не услышал.
— Хотя я не знаю. Может, я пойду работать на телевидение.
— У тебя что, нет урока?
Он пожал плечами:
— Есть вроде бы.
Вздохнув, он сделал несколько шагов к выходу. Она по-прежнему не знала, расскажет он кому-нибудь о ней или нет. Надо поторопиться, и она решила, что проще спросить напрямую.
— Ты собираешься рассказывать кому-нибудь?
— О чем?
— Обо мне. О том, что я здесь ночую.
Судя по всему, эта мысль вообще не приходила ему в голову.
— А почему я должен рассказывать?
— Не знаю.
Он спустился по чердачным ступенькам.
— Как тебя зовут?
— Ляпсус. А тебя?
— Силла. Ты сам придумал такое прозвище?
Он пожал плечами:
— Не помню.
Положил руку на дверную ручку.
— Как тебя зовут на самом деле?
— Это что, «Своя игра»?
Она махнула рукой. Знать бы, что парень имеет в виду.
— Я просто спросила.
Вздохнув, он отпустил дверную ручку и повернулся к ней:
— Патрик. Меня зовут Патрик.
Она улыбнулась ему, и после недолгого сомнения он улыбнулся ей в ответ. Повернулся и снова взялся за ручку:
— Ну, чао!
— Пока, Патрик. Может, еще увидимся.
В следующую секунду он исчез.
Ну конечно. Ее туда вернут. Не прошло и нескольких часов после инцидента с овощами, как под окнами на покрытой гравием дорожке затормозила машина. Через минуту раздался звонок.
В тот момент, когда Беатрис Форсенстрём открывала дверь, Сибилла со всеми своими вещами уже сидела на верхней ступеньке лестницы.
Ее никто не заметил.
— Спасибо, что вы смогли так быстро приехать.
Мать придержала дверь, они вошли. Самый молодой озирался по сторонам. Шикарный холл. Он был явно под впечатлением. И словно недоумевал, как можно сойти с ума в таком доме.
Мать развеяла его сомнения:
— Я с ней не справляюсь. Она начинает обвинять, я знаю, что ее нельзя тревожить, но…
Мать прикрыла глаза рукой. Сибилла услышала, как открылась дверь кабинета, раздалось шарканье домашних туфель по каменному полу, и она увидела, как внизу появился отец. Подошел к этим людям, протянул руку:
— Хенри Форсенстрём.
— Хокан Хольмгрен. Мы приехали за Сибиллой.
Отец кивнул.
— Да, — вздохнул он, — так, наверное, будет лучше.
Сибилла встала и пошла вниз по лестнице.
— Вещи собраны, я готова.
Все взоры обратились на нее. Мать переместилась ближе к отцу, он положил заботливую руку на ее плечо. Наверное, они опасались, что дочь сейчас бросится на них. Когда она спустилась, группа подвинулась, освобождая ей место для прохода. У выхода она повернулась к ним. Никто не шевелился.
— Мы ждем чего-нибудь?
Человек по имени Хокан Хольмгрен пошел за ней:
— Нет, мы сейчас поедем. Ты все собрала?
Сибилла не ответила. Развернулась к ним спиной и пошла к машине во дворе. Молча открыла дверь, села на заднее сиденье.
И какое-то время просидела одна. Надо ведь запротоколировать ее нынешнее состояние.
А на них она больше ни разу не взглянула.
Может, они там до сих пор стоят посреди холла и наговаривают на нее.
Дня через два ее перевели в отдельную палату. Как только она появилась в отделении, одна из пациенток сразу сообразила, что это Дева Мария, которая скоро родит нового младенца Иисуса. Пусть бы она себе так и думала, но персонал очень скоро утомило ее бесконечное нытье о грехах, которые надо замолить, и в результате Сибиллу отселили. Мысленно поблагодарив больную женщину за помощь, Сибилла закрыла за собой дверь.
Больше всего она хотела, чтобы ее оставили в покое.
Живот рос.
Иногда к ней приходила акушерка и при помощи деревянной трубочки слушала живот, чтобы убедиться, что с тем, кто растет у нее внутри, все в порядке. Видимо, так оно и было, потому что приходила она нечасто. Ей принесли книгу о беременности и родах. Она сунула ее в прикроватную тумбочку.