До девяти оставалось еще пять часов. Если она уснет, это будет значить, что она потеряет время, а сейчас она не могла себе этого позволить. У нее есть задача, которую она должна выполнить, Господь указал ей путь. Она была уверена, что Моника придет. Не прийти она не посмеет. От мысли о том, что ей предстоит сделать, у Май-Бритт снова забилось сердце.
Доброе дело.
Она не должна об этом забывать. Она делает Доброе Дело. А угрожающий тон использовала только для того, чтобы Моника подчинилась и не противилась добру! Даже Господь выразил одобрение. Их двое, они вместе. Страх — могучее средство, чтобы управлять человеком, но она покорилась с благодарностью. Вся власть принадлежит Ему, ей оставалось только доказать, что она достойна. И заслуживает быть избранной. Тогда может быть, Он проявит милость и простит ее.
Тридцать лет смерть представлялась ей последней возможностью бегства. Если она не выдержит, то всегда сможет убежать, и это придавало сил. Она могла выбирать, и именно это позволяло ей играть с мыслью о смерти. Но это было раньше — когда смерть была далеко и она сама имела право позвать ее. Это было до того, как ее тело медленно, но целеустремленно взрастило в себе то, что сотрет в порошок все ее преимущества и лишит свободы выбора. Теперь, когда смерть ухмылялась ей в лицо, Май-Бритт не ощущала ничего, кроме разъедающего ужаса.
Вот конец тебе, и пошлю на тебя гнев Мой, и буду судить тебя по путям твоим, и возложу на тебя все мерзости твои. И не пощадит тебя око Мое, и не помилую, и воздам тебе по путям твоим, и мерзости твои с тобою будут, и узнаете, что Я Господь.
Май-Бритт Петерссон. Ее замутило уже от одного вида имени на почтовом ящике. Но она по-прежнему чувствовала себя вне досягаемости. Знала, что страх хоть и существует, но она от него защищена. Маленькие белые таблетки заблокировали все доступы.
Моника нажала кнопку звонка. Машину она оставила с другой стороны дома, чтобы Пернилла ее не заметила, и, как и в прошлый раз, вошла в подъезд с черного хода.
В квартире раздались какие-то звуки, и в следуйющую секунду дверь открылась. Переступая порог, Моника вздрогнула — она ведь думала, что никогда больше сюда не вернется.
Сняла обувь, но осталась в пальто. К ней подошла эта жирная собака, обнюхала и удалилась, потому что Моника не обращала на нее никакого внимания. Моника посмотрела в сторону кухни, пытаясь понять, там ли Эллинор, но, похоже, дома никого, кроме хозяйки, не было. Она направилась в глубь квартиры, но в какой-то момент ей показалось, что это не она приближается к двери гостиной, а дверь приближается к ней.
Чудовище, сидя в кресле, махнуло рукой в сторону дивана. Размашистый жест, означавший, по-видимому, приглашение.
— Как любезно, что вы пришли. Садитесь, если хотите.
Моника не собиралась задерживаться и стояла у входа. Сейчас она все выяснит и сразу уйдет.
— Что вам нужно?
Огромная женщина сидела неподвижно, смотрела на Монику пронизывающим взглядом, явно довольная, судя по улыбке. Моника впервые видела, как она улыбается, это было еще отвратительнее, чем ее привычное поведение. Она явно выиграла. Хотя бы потому, что заставила Монику прийти. Это было равносильно письменному признанию в проигрыше. Сердце Моники громко стучало, ей по-прежнему хотелось понять, что, собственно, происходит, но оглушенный мозг слушался с трудом. Эллинор и Май-Бритт, Осе и Пернилла. Имена кружились, превращаясь друг в друга, и Моника уже не понимала, кому из них, откуда и какая часть правды известна. Мысль же о том, что однажды все про все узнают, Моника старательно гнала. Нет, все будет хорошо. Она обязательно устроит так, чтобы Пернилла встретила нового мужчину и снова научилась радоваться жизни, они останутся подругами, и все будут счастливы.
Моника уже успела забыть, где она находится, когда женщина в кресле снова заговорила:
— Прошу прощения, что разговаривала с вами таким тоном, но дело очень важное, как я уже говорила. Это в ваших же интересах.
Она снова улыбалась, Моника почувствовала тошноту.
— Я просила вас прийти, потому что хочу помочь вам. Может быть, сейчас это трудно представить, но со временем вы поймете.
— Что вам нужно?
Женщина выпрямила спину и прищурилась.
— «Гибель вымышляет язык твой, как изощренная бритва; он у тебя коварный. Ты любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду; ты любишь всякие гибельные речи, язык коварный».
Моника зажмурила глаза и снова их открыла. Не помогло. Все происходило наяву.
— Что?
— «За то Бог сокрушит тебя вконец, изринет тебя и исторгнет тебя из жилища и корень твой из земли живых».
Моника сглотнула. Вокруг нее все кружилось. Ей пришлось опереться на дверной косяк, чтобы не упасть.
— Я пытаюсь спасти вас. Как ее зовут, эту вдову, которая живет напротив? Которую вы обманываете?
Моника не ответила. Мысль мгновенно куда-то унеслась, она успела подумать только о том, какое фантастическое изобретение этот алпразолам. Настоящее спасение для тех, кто отчаялся решить свои проблемы как-то иначе.
Не дождавшись ответа, женщина продолжила:
— Мне не нужно знать, как ее зовут. Достаточно того, что у меня есть ее адрес.
— Я не понимаю, какое это имеет отношение к вам.
— Вероятно, никакого. Но к Господу Богу — имеет.
Она сумасшедшая, эта женщина. Она по-прежнему смотрела на Монику так, словно держала на прицеле. Моника физически ощущала на себе этот взгляд, он проникал сквозь все непрочные преграды — именно в то самое место, где зарыта собака.
Так вот, оказывается, где зарыта собака. Ну и выражение!
Она услышала, что кто-то хихикнул, и в следующее мгновение с удивлением поняла, что это она сама смеется.
— Что это вам так весело?
— Ничего, я просто подумала кое о чем, а потом увидела вашу собаку и подумала… нет, ничего.
Кто-то снова засмеялся, но потом стало тихо. Суть вещей. Адский гость, обернувшийся собакой.
Когда чудовище снова заговорило, в голосе звучала злоба, словно от обиды:
— Не стану утруждать вас деталями, поскольку вижу, что вам они неинтересны, просто хочу, чтобы вы знали, я делаю это ради вашего же блага. Буду краткой и дам вам три варианта. Первый — вы сами признаетесь вдове в своем обмане, вы приводите ее сюда, так, чтобы я все это услышала собственными ушами. Второй вариант таков. Я написала и спрятала в надежном месте письмо, которое через неделю будет отправлено вдове, и когда она его прочитает, то узнает, что это вы уговорили ее мужа поменяться с ним местами на обратном пути.
Сквозь крошечную брешь в крепостной стене просочился страх, но пока еще несильный. Она по-прежнему чувствовала себя более или менее защищенной. Таблетки лежали в сумке, хотя она и так уже превысила дозу. В несколько раз.