— Ладно, — сказал он коротко и положил ладони на стол. — Давайте пройдемся по всем пунктам по порядку. Во-первых, позвольте взглянуть на копию записки, которую он оставил?
Алекс кивнул и достал бумагу из сумки.
Эрик Сунделиус прочитал набранное на компьютере письмо, подписанное Якобом. После чего отбросил документ, слово обжегся.
— Подпись Якоба. Что касается остального… за содержание я гроша ломаного не дам.
Алекс открыл было рот, чтобы возразить, но Эрик Сунделиус поднял руку.
— Дайте договорить, — оборвал он. — Якоб был моим пациентом многие годы. Поверьте, автор этого письма не Якоб. Это подделка, все это ложь, от стиля до содержания. Даже если бы ему взбрело в голову совершить то, на что намекает записка, он бы сформулировал это другим образом. Кто адресат вообще? Оно не обращено ни к кому. Ни к Юханне, ни к близкому другу. Пустые слова ко всем и ни к кому.
Он вздохнул.
— Как я уже сказал, вы должны мне поверить, когда я говорю, что Якоб не делал этого. Иначе вы допускаете серьезную ошибку.
— Вы считаете, что он не мог совершить самоубийства, даже узнав о смерти дочери?
В этот момент Эрик Сунделиус не выдержал, и смех, прежде таившийся в его лице, вырвался наружу.
— Ерунда, — воскликнул он, — все это ерунда!
Он схватил снова письмо, пытаясь собраться.
— Если бы — подчеркиваю, если бы — Якоб и получил известие о смерти дочери, он ни при каких условиях не стал бы скрывать этого от жены. И он точно пришел бы ко мне — так он поступал всегда, когда что-нибудь случалось в его окружении, что влияло на его душевное состояние. Всегда. Я смею утверждать, в этом отношении его доверие ко мне было безграничным.
— Вы говорите так, словно есть основания сомневаться, что ему вообще было известно о смерти дочери, — заметил Алекс.
Психиатр швырнул бумагу на стол.
— Да, именно так, — заявил врач. — Иногда Каролина бывала здесь, вместе с отцом. Как и ее мать.
— В качестве пациента? — удивленно произнес Алекс.
— Нет, нет же. — Эрик Сунделиус выглядел рассерженным. — Совсем нет. Лишь в качестве поддержки. Она вникала в его болезнь и лечение. Немыслимо, чтобы за десять лет я не заметил, что она была наркоманкой.
Алекс и Петер посмотрели друг на друга.
— Но, — сказал Петер, — боюсь, здесь сомневаться не приходится. Я хочу сказать, что девушка со всей очевидностью умерла. И протокол вскрытия подписан врачом, с которым разговаривал один из наших сотрудников.
— Кто ее опознал? — Эрик Сунделиус ухмыльнулся.
— Сестра Юханна, — ответил Алекс. — Она нашла Каролину без сознания и вызвала «скорую». Кстати, нам весьма желательно найти ее.
Эрик Сунделиус снова покачал головой.
— Все это уму непостижимо, — сказал он. — Чтобы Юханна поехала к Каролине?..
И снова покачал головой.
— За все годы, что Якоб был здесь, Юханну я видел практически единственный раз. Еще совсем молодой, когда у нее, можно сказать, просто не было выбора. Она была здесь поневоле, я это по ней сразу заметил. И, как я понял по словам Якоба, сестры не были особенно дружны. Что его весьма огорчало. — Он замолчал на мгновение. — Не знаю, что за впечатление о Юханне сложилось у вас, но я могу сказать, по словам Якоба, что с ней не все было в порядке.
Все умолкли. Мозг Алекса интенсивно обрабатывал всю новую информацию.
— Она также страдала депрессией?
Эрик Сунделиус сжал губы, вид у него был тоскливый.
— Нет, депрессии у нее не было. И здесь мне следует подчеркнуть, что, кроме того раза, я толком не встречался с Юханной лично. Она, по словам Якоба, не только дистанцировалась от родных, но и откровенно демонстрировала свою злобу и презрение по отношению к ним. Судя по его рассказам, это было ненормальное, болезненное поведение.
— Возможно, на то были свои причины? — предположил Алекс. — Я имею в виду, причины ее злобы.
Эрик Сунделиус пожал плечами.
— В таком случае их не знал даже Якоб. Как бы то ни было, я знаю лишь, что неуравновешенность Юханны мучила его.
Алекс уже собрался закончить разговор.
— Значит, подводя итоги, вы утверждаете, что…
— Что я ни на секунду не могу поверить, будто Якоб Альбин убил свою жену и потом застрелился сам. И что вы обязательно должны изучить обстоятельства смерти дочери. Разумеется, я не могу утверждать, что умершая живет и здравствует, но могу поклясться, что она не была наркоманкой.
— Вы говорите весьма уверенно, — заметил Алекс.
— Потому что я твердо убежден в этом, — заявил Эрик Сунделиус. — Вопрос лишь в том, насколько вы сами уверены в ваших выводах.
Он повернул голову и посмотрел в окно. Словно ожидал увидеть Якоба Альбина, шагающего по снежной каше.
* * *
Зима словно решила наступать поэтапно. Когда выпал первый снег в новом году, он решил, что это последний снегопад. Но он конечно же ошибался.
Он вздохнул, внезапно почувствовав сильную усталость.
То, что Якоб не осознавал всего масштаба своих проблем, было крайне неприятно, но в какой-то мере даже предсказуемо. Иногда он думал даже, что тот решил жить, следуя значению своего имени: Якоб, неоднозначное имя древнееврейского происхождения, по утверждению некоторых, означает «да защитит он». В этом была известная ирония судьбы: когда Якобу самому понадобилась помощь, защитить его было некому.
Они долго надеялись, что все можно будет разрешить, не выпуская ситуацию из-под контроля. Рассчитывали, что он будет действовать, руководствуясь разумом. Но этого не случилось. Якоб был эмоциональным, импульсивным человеком, и когда он понял, что напал на след, то не стал сворачивать с пути, на который ступил. И тут они, словно по Божьему промыслу, узнали о предостережениях, которые ему отправляла организация «Сыны народа», и приняли решение воспользоваться этим, чтобы припугнуть его. Но он, однажды ухватив свою добычу, уже не выпускал ее из рук.
Все кончилось тем, чем и должно было кончиться, — убеждал он себя потом. Катастрофой, которая могла стать еще страшнее, если бы Якобу позволили изучить информацию, попавшую к нему и так поначалу его обрадовавшую.
— Настали перемены. Я узнал потрясающие новости! — сказал он, уверенный, что разговаривает с другом.
Но друг испугался и потребовал рассказать больше. К сожалению, Якоб замкнулся, как устрица в раковине, возможно что-то заподозрив. Поэтому источник информации остался неизвестен и теперь являлся последней проблемой, которую следовало решить.
Зазвонил телефон.
— У меня есть имя, — произнес голос.
— Наконец-то, — сказал он, выдав голосом большее облегчение, чем хотел.