— Я, как мне кажется, ясно сказал, что практически все сведения получал от самого Якоба, — заявил он. — Поэтому мне сложно ответить на ваш вопрос более точно.
Он посмотрел на Алекса, чтобы убедиться, что тот услышал и понял. Алекс понял.
— Но можно осторожно предположить, что ее проблемы начались уже в конце подросткового возраста.
— Сразу же тяжелые наркотики?
— Ничего не могу сказать по этому поводу.
«Пошел на попятную, — подумал Алекс. — Сообразил, что его показания больше не являются неопровержимыми».
— Якоб регулярно делился с вами всем этим?
— Да, — подтвердил Рагнар Винтерман, — да, делился.
— На протяжении скольких лет Якоб прятал беженцев в доме на Экерё? — непринужденно спросил Алекс, словно этот вопрос естественным образом вытекал из всего предыдущего разговора.
— Это, к сожалению, мне также неизвестно, — сказал священник и положил ногу на ногу.
— Но вам было известно, что он их там прятал?
Настоятель вздохнул.
— Это всем было известно.
— Но, когда мы были здесь в прошлый раз, вы решили не упоминать об этом?
— Я предположил, что это не имеет значения для расследования дела. Кроме того, я не хотел очернять память Якоба перед полицией.
Алекс улыбнулся.
— Очень благородно с вашей стороны, — вырвалось у него.
Взгляд Рагнара Винтермана помрачнел, и Алекс продолжал:
— Вы принимали участие в этой деятельности?
— Никогда.
— А кто-нибудь из прихожан?
— Мне это неизвестно.
Раздражение Алекса росло. Он бросил быстрый взгляд на Петера.
— По прошествии нескольких дней, — сказал Петер, — вы все еще убеждены, что Якоб Альбин совершил самоубийство?
Настоятель замер. Поза и взгляд переменились, словно перед ним внезапно пронеслась гигантская тень.
— Да, — ответил он ясным голосом, — убежден.
С плохо скрываемой горячностью Алекс наклонился вперед:
— Объясните ход вашей мысли!
Рагнар Винтерман тоже подался вперед, повторив движение Алекса.
— Я не могу сказать, что мы с Якобом особенно тесно общались. Но, будучи коллегами, мы были очень близки. Ежедневно мы поверяли друг другу сокровенное и делились соображениями относительно разнообразных вопросов веры. Поэтому я могу утверждать, что я действительно знал Якоба. И поверьте мне, чувствовал он себя нехорошо. Совсем нехорошо.
— Его психиатр дает другую оценку его состоянию, — сухо заметил Алекс.
Рагнар Винтерман фыркнул.
— Эрик Сунделиус? Я потерял доверие к нему довольно давно, и я, и Марья умоляли Якоба сменить врача. Но он ведь был всегда таким упрямым!
— Почему вы хотели, чтобы он сменил врача?
— Сунделиус безответственный, — ответил священник. — Он никогда не менял своих методов лечения, хотя они и не оказывали на Якоба должного эффекта. Я должен сознаться, что в какой-то момент так забеспокоился, что решил разузнать побольше про этого психиатра.
«Священник, играющий в частного сыщика, — только этого нам и не хватало», — устало подумал Алекс.
— Что же вы узнали? — спросил Петер.
— Что мое ощущение оказалось верным. У него два выговора от комиссии по охране здоровья за — как это там называется — «безответственное лечение» пациентов группы высокого риска; оба случая закончились самоубийствами. Кроме того, его обвиняли в убийстве любовника своей жены.
Увидев удивленные лица Петера и Алекса, Рагнер Винтерман откинулся в кресле, весьма довольный собой.
— Но это конечно же уже известно полиции? — мягко сказал он.
«Нет, — сдерживая себя, подумал Алекс, — не известно».
— Что за черт, — горячился Алекс, заведя автомобиль и рванув со двора. — Как мы вообще могли пропустить это?
— Не знаю, были ли у нас основания проверять его, — задумчиво начал Петер, но его прервал звонок мобильного.
Ильва. Она редко беспокоила его по приятным поводам.
— Петер, у Исака очень высокая температура, — беспокойно говорила она. — И сыпь на животе. Я поеду в больницу, но хотела спросить, не посидишь ли ты пока с Давидом.
Страх охватил Петера. Его сын заболел, а его самого нет рядом. Никогда не дремавшая совесть снова напомнила о себе.
— Я сейчас же приеду, — сказал он коротко, — я в машине с Алексом, попрошу его высадить меня по дороге в Управление.
Алекс посмотрел на него, когда тот положил трубку.
— Один из пацанов заболел, — сказал Петер. — Не подбросите меня к Ильве? Если Фредрика все равно на работе, может, она съездит с вами к Элси и Свену Юнг?
Алекс кивнул:
— Идет.
Всю короткую дорогу до дома, который когда-то был общим для него и Ильвы, он размышлял о своей жизни. Новость о том, что Пия Норд съезжается с этим гадом Юаром, мгновенно потеряла важность. «Не подбросите меня к Ильве?» — сказал он Алексу. Словно этот адрес никогда не был и его адресом тоже.
В какой-то момент он почувствовал, что сердце в груди вот-вот разорвется на куски. Он так давно никого не любил так сильно.
Снова зазвонил мобильный. На этот раз звонил брат.
— Привет, — как обычно, протянул Джимми.
— Привет, — ответил Петер и услышал, как смеется брат.
Иногда это оказывалось кстати, что Джимми так легко развеселить, осчастливить.
— У меня тут такое случилось! — взволнованным голосом произнес брат.
Петер рассмеялся. «Такое случилось» с равным успехом могло означать, что Джимми посетил король или что у него в комнате повесили новую люстру.
— У меня теперь есть подружка.
Петер потерял дар речи.
— Чего-чего? — тупо переспросил он.
— Девушка. По-настоящему.
Петер невольно заржал.
— Ты рад? — спросил Джимми с ожиданием в голосе.
Теплая волна растеклась в груди, и от сердца чуть отлегло.
— Да, — ответил Петер. — Пожалуй, рад, несмотря ни на что.
А немного погодя Фредрика и Алекс припарковались неподалеку от квартиры супругов Юнг на Ванадисплан. Вазастан всегда нравился Алексу, в чем он и признался Фредрике. Он и Лена мечтали обзавестись на старости лет квартиркой именно в Вазастане, чтобы не сидеть вечно у черта на куличках в Ваксхольме, где у них был дом. Фредрика с беспокойством отметила страдальческое выражение его лица, стоило шефу заговорить о себе и жене.