Он позвонил Огестаму, тот ответил запыхавшись, высоким голосом, почти срывавшимся на фальцет. Гренс изрядно недолюбливал этого молоденького прокурора, и неприязнь была взаимной. В прошлом году они встречались, работали вместе и противостояли друг дружке, пожалуй, слишком часто, и с каждым следствием их противостояние становилось все очевиднее. Эверт Гренс ничего не мог с этим поделать. У него вызывали отвращение те, кто носит костюмчик в тонкую полосочку, как некую форму, как защиту от обычного мира и не столь ученых людишек, которые, по их мнению, ничего не понимают.
Но сегодня Гренс сдерживался. Он собирался к Анни и хотел сберечь в душе предвкушение этой встречи, поэтому он не дал волю сарказму.
Он объяснил прокурору, что хотел бы получить информацию о результатах его участия в предстоящих сегодня судебных слушаниях о взятии под стражу человека, который по документам проходит все еще как Джон Шварц. Они поговорили об отеке мозга у Юликоски, в отделении нейрохирургии Каролинской больницы его все еще держали под наркозом, так как он мог дышать только при помощи аппарата искусственного дыхания, отметили вопиющую клаустрофобию у того типа, что кричал в тюремном коридоре, потом пара слов — о фальшивом паспорте и «Шварце», решение о задержании которого уже практически принято, это они оба понимали.
— Нанесение тяжких телесных повреждений.
Эверт Гренс перестроился в левый ряд и уже собрался было пересечь сплошную разделительную, как вдруг крепче сжал руль, развернул машину обратно и покатил дальше в правом ряду.
— Тяжкие телесные повреждения? Я тебя правильно понял, Огестам? Это же была попытка убийства!
— Шварц не хотел убивать его.
— Да ты же понятия не имеешь, что такое кровоизлияние и отек мозга! Ты не можешь себе представить последствия. Он что есть силы саданул этого парня ногой по голове!
Теперь Гренс ехал быстрее, он неосознанно жал на газ, пока ждал ответа молодого прокурора.
— Я слышу, что ты говоришь, Гренс. Но это я обладаю юридической квалификацией, я возглавляю предварительное следствие, и я решаю, по какой статье он будет на нем проходить.
— Но все же…
— И только я.
Эверт Гренс не стал кричать, как поступал обычно, когда Огестам слишком уж начинал пыжиться. Он устало положил трубку и, сбавив скорость, съехал с моста в Лидингё и погнал мимо многоэтажек и дорогих вилл во все более редеющем потоке машин. Он-то знал. Он ехал к ней, и он знал.
Санаторий был красиво освещен, хотя была еще середина дня, на фасаде старинного дома горело несколько гирлянд, что-то новенькое, прежде такого не бывало.
Гренсу стало теплее, когда он вылез из автомобиля. Каждый раз одно и то же чувство, все напряжение словно отступает. Не надо быть начеку, и не надо проклинать все на свете. Этот дом вселял доверие, был оплотом постоянства. А та, что ждала его внутри, обладала терпением, он, Гренс, оставался таким, какой есть, и этого ей было достаточно.
Анни, как обычно, сидела у окна. Она, конечно, понимала, что жизнь продолжается там, за окнами, своим чередом, и в меру сил тоже принимала в ней участие.
В дверях его встретила молодая дежурная сиделка. Белый халат был надет поверх ее обычной одежды. Эверт Гренс знал, что девушка учится на врача, а здесь зарабатывает на то, чтобы выплатить образовательный кредит, она была расторопная, отлично ухаживала за Анни, и он надеялся, что она проработает тут до самых выпускных экзаменов.
— Она ждет вас.
— Я видел ее. В окно. Кажется, у нее хорошее настроение.
— Она обрадовалась, что вы придете.
Анни не услышала, когда он открыл дверь в ее комнату. Он остановился на пороге, посмотрел на ее спину, поднимавшуюся над инвалидным креслом, длинные светлые волосы были только что расчесаны.
Я держал тебя, когда у тебя из головы лилась кровь.
Гренс подошел к ней, поцеловал в щеку, ему показалось, что Анни улыбнулась. Он переложил кофту, висевшую на стуле у кровати, и сел рядом с ней. Она все еще смотрела в окно, не отводя взгляд. Он попытался догадаться, что привлекло ее, и посмотрел в ту же сторону. Открытая вода. Корабли двигались вдалеке в заливе между Западным Лидингё и Восточным Стокгольмом. Интересно, видела ли Анни это на самом деле? И сознавала ли в этом случае, что ищет там, за окном, дни напролет?
Если бы я действовал быстрее. Если бы я понимал. Тогда, возможно, ты по-прежнему была со мной.
Он положил ладонь на ее руку.
— Ты красивая.
Она услышала, что он заговорил. По крайней мере, обернулась.
— Сегодня у меня все наперекосяк. Я просто не мог не приехать. Ты мне нужна.
Теперь она засмеялась. Высоким переливчатым смехом, который так ему нравился.
— Ты и я.
Они сидели рядом и почти полчаса смотрели в окно. Молча, вместе. Эверт Гренс дышал с ней в такт, он думал о другом времени, когда они медленно гуляли бок о бок, о днях, которые могли быть совсем иными, о прошедшем дне и о завтрашнем, и о неопознанном подозреваемом, который отнимает время от других дел, о Свене, которого стоило бы чаще хвалить, о Хермансон, с которой не знаешь, как себя держать.
— Я говорил тебе вчера, что взял на работу молодую женщину? Что она очень похожа на тебя. Ее не проведешь. Знает себе цену. Кажется, будто это ты снова ходишь там по коридору. Понимаешь? Но это ничего не значит для нас. Иногда я забываю, что это не ты.
Гренс задержался дольше, чем собирался. Они еще посидели у окна, Анни закашляла, и он принес ей воды, у нее потекла по подбородку слюна, и он вытер ее.
А потом это произошло.
Анни сидела рядом с ним, и корабль, столь ясно различимый, прошел мимо в проливе. Она махнула рукой.
Гренс заметил это, он был совершенно уверен: она в самом деле махнула рукой.
Когда большой белый прогулочный теплоход Ваксхольмского пароходства дал гудок, Анни засмеялась, подняла руку и несколько раз махнула.
В нем все перевернулось.
Он знал, что она не может этого сделать. Все эти долбаные неврологи утверждали, что она наверняка никогда не сможет сделать таких осознанных жестов.
Гренс выскочил в коридор, неуклюжее тело рванулось вперед и замерло, он окликнул молоденькую дежурную, которая встречала его. Та побежала вместе с ним назад в комнату, и он описал ей то, что увидел.
Сиделка, которую звали Сюсанна, все внимательно выслушала. Ее рука лежала у него на плече. А другая на руке Анни. Потом она медленно попыталась убедить его, что он ничего такого не видел. Она объяснила, что понимает, как он ее любит и как ему ее не хватает, и поэтому он видит именно то, о чем говорит, но что Гренс должен признать, что это невозможно, что этого не было.
Она несколько раз провела рукой туда-сюда.