Эверт Гренс сообщил время и место, спросил, как называется судно, которое проходит мимо санатория. Он также выразил желание забронировать два билета на один из ближайших выходных.
Она была готова помочь, эта дама с настоящим голосом.
Корабль, которому Анни, как он знал, махнула, называется «Сёдерарм», он отходит от пристани Госхага в Лидингё и спустя сорок минут причаливает к острову Ваксхольм.
Ты сказала это.
Ты хочешь прокатиться.
Он снова прибавил громкость, в третий раз «Песенка про Йона Андреаса», он начал подпевать, встал и один затанцевал по комнате, представляя, что ведет Анни.
Кто-то постучал в его открытую дверь.
— Извини. Я пришла немного раньше.
Гренс посмотрел на Хермансон, кивнул ей, приглашая войти, и указал на стул для посетителей. А сам тем временем продолжал двигаться по ковру, оставалось еще несколько тактов.
Наконец он сел, на лбу у него выступил пот, он тяжело дышал.
Хермансон посмотрела на него и улыбнулась.
— Всегда та же самая музыка.
Эверт подождал, пока отдышится.
— Другой здесь нет. В этом кабинете.
— А ты открой окно. Там, Эверт, настоящая жизнь. Теперь другое время.
— Ты не понимаешь. Ты слишком молодая, Хермансон. Память. Единственное, что остается, когда многое прожито.
Она покачала головой:
— Ты прав. Мне этого не понять. Не очень-то я верю, что все так, как ты говоришь. Но танцуешь ты хорошо.
Гренс чуть было не рассмеялся. Редкий случай!
— Я немало танцевал. В свое время.
— Давно?
— Лет двадцать пять назад.
— Двадцать пять?
— Ты же видишь, как я выгляжу. Хромой, и шея не ворочается.
Они немного посидели молча. Потом Эверт наклонился и притянул к себе телефон.
— Подожди в коридоре, пока другие не придут. Мне нужно позвонить.
Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Гренс набрал номер санатория, попросил соединить с заведующим. Объяснил, что заберет Анни на морскую прогулку и хочет, чтобы с ними поехала сиделка. Та молодая женщина, Сюсанна, та, что учится на врача. Ему известно, что это будет для нее сверхурочной работой, и поэтому настаивает на том, что сам ей заплатит, но ему важно, чтобы это была именно она. Он выслушал возражения, но добился своего и выглядел очень довольным, когда снова распахнул дверь и впустил в кабинет троих, ожидавших в коридоре перед кофейным автоматом.
Свен пил кофейное нечто с искусственным молоком, Хермансон — что-то напоминающее чай, а Огестам, судя по запаху, шоколад. Гренс пригласил их сесть, а потом сам сходил за кружкой черного эспрессо без сахара.
Он допил его до половины и почувствовал, как тепло разливается по телу.
— Шварц.
Он посмотрел на собравшихся, они чувствовали то же самое. Кто бы это выдержал?
— Значит, Клёвье объявил прохвоста в розыск. Все англоговорящие страны уже получили ту информацию, которая нам о нем известна. Если он значится в какой-либо базе данных, мы узнаем об этом в ближайшее время.
Они все сидели на стареньком диване, на котором он обычно спал. Хермансон в середине, Свен и Огестам по краям.
— Что скажете?
Прежде чем заговорить, Хермансон подула на чай.
— В Канаде существует двадцать два Джона Шварца. Я просила сотрудника посольства на Тегельбаккен, того самого, что помог нам вчера, проверить всех.
— И?
— Ни один не имеет ничего общего с тем мужчиной, который в настоящий момент сидит в Крунуберге.
На верхней губе у Огестама осталась шоколадная полоска.
— Мы не знаем, кто он такой. И откуда взялся. Но зато нам известно, что он способен ударить человека ногой по лицу и в то же время до смерти боится своего прошлого. Вчера на слушании это было просто безобразно: он упал на пол и затрясся, когда объявили, что ему назначено взятие под стражу. Никогда ничего подобного не видывал!
Эверт Гренс хмыкнул:
— Охотно верю. У тебя шоколад на губе, как у ребенка. Да что ты вообще видел?
Ларс Огестам встал и забегал на тоненьких ножках по комнате, несколько раз провел ладонью по волосам, удостовериться, что челка зачесана как надо, он всегда так поступал, когда волновался.
— Я не видел, чтобы текущие расследования откладывали ради сравнительно незначительного дела. Я не помню, чтобы следователь пытался повлиять на выбор прокурором квалификации преступления.
Он еще раз провел рукой по волосам.
— Гренс, может, какие-то личные мотивы заставляют тебя уделять особое внимание этому делу?
Эверт Гренс с размаху ударил по одному из выдвинутых ящиков письменного стола.
— Да уж можешь не сомневаться! Знай ты, что это такое — причинение тяжкого вреда здоровью по башке, ты бы тоже «уделил особое внимание» этому делу, дружок.
Тут Гренс ухватился за выдвинутый ящик стола и, с силой оттолкнувшись от него, повернулся на своем стуле на полоборота, спиной к Огестаму, демонстрируя полное презрение.
Свен Сундквист не мог больше выносить эту перебранку между комиссаром уголовной полиции и руководителем предварительного расследования, он поспешил нарушить тишину, установившуюся, пока Огестам таращился на спину Гренса, и заговорил:
— Реакция Шварца. Не думаю, что это хоть как-то связано с тем нападением, в котором его теперь обвиняют.
— Продолжай.
— Я думаю, Эверт, что та покорность, которую он проявил во время ареста, та отрешенность, которая потом сменилась этим противным криком, свидетельствует о шоковом состоянии. Он напуган. Он боится чего-то, что случилось в прошлом, но связано с нынешним его поведением. Запертый. Под охраной. Арестованный. Он уже проходил через подобное, и это его тогда травмировало.
Эверт Гренс слушал. «А он не дурак, этот Свен, я порой забываю об этом, надо будет похвалить его при случае». Прежде чем заговорить, он молча посмотрел на всех троих, на каждого по очереди.
— Я хочу, чтобы вы его допросили. Сейчас. Как только мы разойдемся.
Огестам кивнул и повернулся к Свену:
— Это твое дело, Свен, с твоей теорией, я в нее верю.
Но Гренс снова перебил его:
— Я тоже. Но этот допрос пусть проведет Хермансон.
Следователь Мариана Хермансон (MX). Здравствуйте.
Джон Шварц (ДШ). (Не слышно)
MX. Меня зовут Мариана.
ДШ. (не слышно)
MX. Я не слышу, что вы говорите.
Ларс Огестам с довольным видом посмотрел на Эверта Гренса: