Тем не менее он приказал:
— Ухов! Перо, бумагу и чернила, быстро! Да, Ванюша, готовься: через десять минут повезешь на гребной шлюпке коменданту Нотебурга письмо от меня. Предложим шведам сдаться. Вдруг да и удастся — избежать кровопролития. Ты, дружок, белой простынкой разживись у сестер милосердных, привяжи ее на длинную палку, чтобы крепостные гренадеры не пристрелили случайно…
Часа через два Ухов вернулся и известил:
— Они думать будут! Сказали, что ответят на рассвете, мол, мы сами все поймем.
Весь день и вечер батальоны Шереметьева — без всяких помех — активно занимались земляными работами, шведские же пушки молчали, и даже на крепостных стенах не видно было бдительных часовых.
На рассвете над тремя башнями Нотебурга были подняты королевские шведские знамена, крепостная артиллерия тут же начала методично и размеренно обстреливать мыс, где продолжали старательно копошиться в земле русские солдаты.
— Понятное дело: сдаваться не собираются! — грустно вздохнул Борис Шереметьев.
— А пушки шведские скоро перестанут палить! — уверенно предрек Апраксин. — Картечь-то до мыса не долетает, а чугунными ядрами лупить по разрозненной пехоте — дело зряшное и бесполезное…
С севера раздалась далекая и раскатистая канонада.
— Это господа Голицын с Соколовым шведам выдают по первое число! — радостно объявил Ванька Ухов, после чего тут же замолчал и стушевался — под сердитыми и гневными взглядами генералов.
— Балуешь ты, Александр Данилович, своих подчиненных! — неодобрительно покачал головой Шереметьев. — Воли себе взяли — рот открывать без приказа… У меня в корпусе за это с утра батогами потчуют, а по вечерам — добавляют…
Северная канонада продолжалась часа четыре с половиной, после чего над Ладогой установилась относительная тишина, изредка прерываемая редкими выстрелами шведских крепостных пушек. Еще минут через сорок над противоположным берегом невского устья взвились цветные ракеты китайских «потешных огней».
— Это генерал-майор Соколов подает условный сигнал, что они полностью выбили неприятеля с северных территорий, — обрадовался Егор и обратился к Шереметьеву: — Распорядись-ка, Борис Петрович, чтобы пяток ломовых единорогов переместили вдоль берега Невы версты на полторы. Там их пусть погрузят на «Луизу» и перебросят на правый берег. Про ядра и порох тоже надобно не забыть… Илью Солева ко мне, срочно!
Подбежал Солев — в новенькой форме поручика Екатерининского полка: с белоснежным шейным платком, тщательно выбритый, в высоких черных ботфортах, придерживая длинную шпагу, болтавшуюся в ножнах на левом боку.
— Здесь я, господин генерал-губернатор! — вытянулся в струнку, преданно поедая начальство глазами.
— Красавчик-то какой, уписаться можно, — тихонько шепнул Ухов за спиной Егора.
— Поручик Солев! Назначаю тебя командовать батареей единорогов на правом речном берегу! — приказал Егор, проигнорировав Ванькино замечание. — Проконтролировать переправу орудий через Неву. Установить их на удобных позициях. Открыть огонь по крепости — только после того, как заговорит артиллерия левого берега. Все ясно?
— Так точно, господин генерал-майор!
— Выполнять!
Когда Солев отбежал от них шагов на десять — двенадцать, Егор обернулся и неодобрительно посмотрел на Ухова:
— Дурак ты, Ванюша! Все люди ведут себя перед серьезным боем совершенно по-разному. Одни перестают не то чтобы бриться, но даже — умываться и принимать пищу. Другие, наоборот, выряжаются — словно собрались на новогодний бал к английской королеве… То что поручик Солев приоделся и даже парик свой слегка напудрил, вовсе не говорит о том, что он, поручик Солев, трус последний. Понял, деревенщина?
— Да я что, Александр Данилович? Я ж просто так, к слову пришлось, — смущенно забормотал Ухов. — Вы же знаете, что у меня язык — как помело…
Началась активная и методичная бомбардировка Нотебурга с обоих берегов невского истока. И чугунными ядрами палили, надеясь, что удастся пробить в крепостных стенах дельный проем, и зажигательные бомбы забрасывали внутрь крепостной территории, помышляя учинить там сильные пожары.
Очень долго ничего не получалось: тяжеленные чугунные ядра отскакивали от камней Нотебурга — как сухой горох от стенок бревенчатой избы, а возникающие пожары успешно тушились дисциплинированными и старательными шведами.
Лишь через десять дней, когда подошел последний обоз с боеприпасами, следовавший из самой Москвы и слегка завязший в злых новгородских болотах, дело пошло на лад.
— В псковских и новгородских арсеналах хранятся зажигательные бомбы и гранаты только старой конструкции, — пояснил Шереметьев. — А осадные бомбы, начиненные горючим составом Якова Брюса, до сих пор изготовляют только на Москве-городе. Ничего, сейчас мы с ворогом поговорим на другом языке…
Действительно, после применения новых боеприпасов ситуация резко изменилась: уже через три часа после возобновления бомбардировки в крепости начался сильнейший пожар, сопровождаемый громкими взрывами.
— Огонь, наверное, добрался до пороховых погребов! Александр Данилович, поспорим на серебряный рубль, что еще до сегодняшнего заката шведы вывесят белый флаг? — заинтересованно предложил Ванька Ухов, с которым у Егора установились доверительные и дружеские отношения — по типу «царь Петр — Алексашка». — Вон, восточная стена уже начала разрушаться… Так спорим или как?
Егор, минут пять внимательно понаблюдав за горящей крепостью в подзорную трубу, только неопределенно пожал плечами:
— Белый флаг они, может быть, и вывесят. Только, как усердно подсказывает мой внутренний голос, совсем не для того, чтобы сдаться. Наверняка затеют какие-нибудь дурацкие и долгие переговоры… Не, Ванюша, шведы ребята очень мужественные и упорные. Много еще они выпьют русской кровушки…
Через два часа над круглой центральной башней Нотебурга на ветру заполоскалось белое полотнище.
— Всем пушкам — немедленно прекратить огонь! — отдал команду Егор.
Вслед за замолчавшими пушками на мысу дисциплинированно перестала палить по крепости и северная батарея Солева.
Вскоре от острова отчалила гребная шлюпка — с белыми флагами на носу и на корме.
— Александр Данилович! — опустив подзорную трубу, взволнованной скороговоркой доложил Погодин: — Там, в лодке — сам комендант Нотебурга, генерал Ерик Шлиппенбах, старший брат того Шлиппенбаха, который со своим корпусом охраняет Ливонию. Вы его однажды (мне полковник Соколов рассказывал) взяли в плен, а потом обменяли на одну девицу чухонскую, безродную…
— Молчать, дурак! — недовольно зашипел Егор, быстро оглядываясь по сторонам: не услышал ли кто ненароком из «чужих», стоящие рядом Ванька Ухов и Фролка Иванов были не в счет. — Эта «девица безродная» — рано или поздно — станет законной русской царицей, так что настоятельно советую, орлята, языки не распускать по-пустому… А ты, Проша, не ошибаешься часом — насчет коменданта? Не по правилам это: лично жаловать на первые переговоры, доверенные офицеры для того существуют.