«Это и есть Степан Семёнович Одоевский! — решил Егор, вспомнив нужную главу из романа Алексея Толстого. — Действительно — хиляк хиляком, не то что соплёй, обычным плевком запросто можно перешибить. Так перешибить или как? Может, достаточно просто запугать до полусмерти и тщательно допросить?»
Неожиданно со стороны широкой печной трубы, едва видимой в дальнем углу, раздался мужской голос — приятный глубокий баритон, говорящий с едва заметным, мягким иностранным акцентом:
— Уважаемый Степан, свет Семёнович! Всё ещё сомневаетесь? Тысячу ефимок мой казначей отсыпал вам ещё утром. Не так ли? Ещё две тысячи будет вручено по окончательном завершении дела… Надеюсь, ваши обязательства также будут полностью выполнены?
— Выполню, выполню! — заскрипел Стёпка своими жёлтыми и кривыми зубами. — Только одного не могу взять в толк, господин…
— Не надо никаких имён! Мы же договаривались…
— Хорошо, хорошо! Просто никак не могу взять в толк, чем вам царь Пётр так не угодил? Зачем его надо убивать? Обычный мальчишка, глупый, недалёкий, совсем не опасный…
— Э-э, не опасный… — сладко зевнул баритон. — Очень даже опасный! Если вам, мой милый князь, не нужны деньги, то и другие желающие найдутся. Найдутся — непременно! Вы уж поверьте мне…
— Да верю, верю! Это я так просто. Царь, всё же…
— Ну что ж, князь. Тогда разрешите мне откланяться, время уже достаточно позднее, а я с утра уезжаю из России, дела…
Егор решил действовать: очень уж хотелось взглянуть на этого иностранного заказчика Петровой смерти, поболтать с ним — вдумчиво и по душам, пока тот не покинул просторов русских… Ловко оттолкнувшись от бревенчатой стены, Егор влетел в комнату, подскочил к столу, хуком справа послал Стёпку на пол, мгновенно переместился к печной трубе, крутанул обычную «вертушку», крепко приложив пяткой по грудине неизвестного господина, чьё лицо было скрыто чёрной широкополой шляпой. Убедившись, что «чёрная шляпа» отключилась, он вернулся к дубовому столу, поднял с пола безвольное княжеское тело, бережно усадил в кресло, положил указательный палец на сонную артерию, пытаясь нащупать пульс.
«Дурак ты, братец! — совершенно невежливо сообщил внутренний голос. — Действительно — перешиб! Однозначный хладный труп…»
Недовольно пожав плечами, Егор достал из кармана флакон с микстурой от доктора Фогеля, осторожно вытащил деревянную пробку, капнул Степану на закрытый глаз (капли-то — глазные!). Сильно зашипело, запузырилось, через десять секунд на княжеском лице зияла чёрным страшным провалом (на месте глаза) пустая глазница…
— Ну, доктор, сука старая! — не стерпел Егор. — Так торопился, что залил в бутылочку чего-то навроде кислоты… Доберусь я до тебя, немецкий недоносок! Хотя, если так торопился, то уже, наверное, и не найти его. Свалил — не иначе…
Он обернулся, чтобы заняться вторым пленным, но — не успел. Всё вокруг неожиданно заполнилось ярким голубым свечением, по ушам больно ударило взрывной волной…
Уже теряя сознание, Егор услышал, как где-то звонко и тревожно прокричал молоденький петушок…
Он открыл глаза, чуть шатаясь, поднялся на ноги, прислушался: где-то внизу надрывались испуганные голоса, слышался громкий топот сапог.
«Ага, это я в обмороке минуты две всего провалялся!» — подумал Егор и мельком огляделся вокруг. Судя по всему, он находился в крестовой палате: многочисленные иконы и образа, стены, обитые тёмно-синим бархатом, на полу — роскошные мягкие ковры, многочисленные сундуки и ларцы, покрытые парчой и шёлком, у окна — напольные часы с медным слоником на верхней башенке.
Понимая, что времени уже — в обрез, он подошёл к печной трубе, где горкой лежали какие-то тёмные тряпки, над которыми поднимались худенькие спирали молочно-желтоватого дыма.
— Куда же подевалось тело нашего загадочного иноземца? — тихонько удивился Егор, поддевая носком лаптя чёрную, в нескольких местах дырявую шляпу. Выяснилось, что под шляпой располагался нарядный тёмно-коричневый камзол, а под камзолом — высокий конус серого пепла…
По лестнице дробно зацокали подковки, прибитые к каблукам чьих-то сапог, Егор метнулся к раскрытому окну, влез на подоконник, перепрыгнул на вишнёвое дерево, разодрав при этом правую щёку, скользнул по стволу вниз.
— Живой, командир! Слава Богу! — облегчённо выдохнул Алёшка. — А я уж подумал…
— После! — недовольно отмахнулся Егор. — Ходу! Давай за мной…
Пробежав по проулку примерно половину расстояния — до Покровских ворот, они остановились.
— Ну, рассказывай, что там произошло… Чего кукарекал-то?
— Сейчас я, сейчас… — всё никак не мог отдышаться Бровкин. — Сейчас, командир…
— Ну, ты даешь! — искренне возмутился Егор. — Пробежали всего ничего, версты полторы, наверное, а он уже и запыхался! С завтрашнего дня бегать у меня будешь по утрам: кроссы по пересечённой местности, так тебя растак…
Через две минуты Алёшка доложил:
— Сперва всё было спокойно. А потом молния — как сверкнёт!
— Откуда взялась молния? Туч-то нет! — Егор ткнул указательным пальцем в безоблачное небо.
— Молния! — настаивал Алёшка. — Только тёмно-голубая, и такая, э-э… Прямая, вот!
«А ведь очень похоже, что это наши „экспериментаторы“ проявили себя! — подумалось вдруг. — Видимо, был предусмотрен такой механизм самоуничтожения для „агента“, когда он попадает в плен к противнику… Очень дальновидно и эффективно, надо признать! Теперь — что? Нового пришлют? Есть ли у них быстрые каналы для дополнительной переброски? Или это — совсем не быстрый процесс? Ладно, поживём — увидим…»
Без всяких происшествий они добрались до Покровских ворот, сели в повозку, тронулись.
— Открывай! — что есть мочи закричал Швелька на сонных стрельцов, расположившихся у дымного костра, рядом с ночным корявым «шлагбаумом». — Открывай, солдатушки ленивые! Царёв охранитель следует!
Ехали в сторону Преображенского, уже никуда не торопясь, обсуждая вполголоса недавние события, когда окончательно рассвело, остановились на плоской вершине пологого холма.
— Значится так! — давал наставления Егор. — Ты, Швелька, завтра с утра езжай к доктору Фогелю. Свяжешь его, засранца, доставишь во дворец. А ты, Алёшка, побегай по городу, узнай, не пропал ли с концами иноземец какой. Вдруг слуги господина потерявшегося разыскивают…
— Что это? — тревожно вскинул правую руку вверх Алёшка. — Слышите, братцы? Никак копыта стучат?
— Трое конных нас догоняют! — сообщил Швелька, привстав на месте и усиленно вглядываясь вниз, в молочную утреннюю дымку. — Один из них — в белом кафтане… Может, по наши души?
Егор, взяв лежащую у Швельки в ногах бухту толстой верёвки (куда же справному ямщику без крепкой верёвки?), проворно соскочил на осеннюю желтоватую траву, щедро покрытую утренней росой, скомандовал: