Борис шагал впереди, держал автомат наготове. За ним плелся Димаш. Палка по камешкам стук-стук. Последним (точь-в-точь дромадер) топал Виктор. Упрямо, обливаясь потом, поймав свой ритм. Останавливаться нельзя.
Надежды у них была: встретить на главном тракте отступающий отряд, желательно с вездеходом. Если посадят на броню — доедут за сутки. Если встретят «синих» — не беда, перемирие наверняка объявлено. «Синие» тоже не звери — подкинут раненого до врат. Хотя вряд ли посадят двух здоровых «красных» в вездеход. Нет, если места много — могут и посадить. Виктор — портальщик. Удостоверение с голограммой имеется. Сейчас за трое суток до закрытия ворот все мысленно уже почти там, на той стороне, то есть снова гражданские, любящие удобства, горячую ванну, хорошую еду и женщин. И сеть... от которой за полгода завратного житья отвыкли. «А, портальщик! Расскажешь о нас! Инфашки пустые есть? Имеются? Тогда садись!» Портальщика могут уважить. Тогда и Рузгина прихватят.
Спешат по главному тракту вперемежку «синие» и «красные», иногда ругаются, спорят, кто победил, иногда и не спорят уже, думают об одном — успеть бы пройти врата. Вырваться. Ревут моторы, травяной приторный запах эршелла стоит над трактом. Ржут лошади. Стрелки берут с собой на эту сторону немало лошадей. На песчаных почвах или заболоченных низинах, по бездорожью, в чахлых лесах безопасных зон гужевой транспорт просто необходим. Когда Виктор и его люди вышли из мортала, на четвертый день они застрелили потерявшуюся лошадь, варили всю ночь на костре суп и жарили куски мяса. Утром парень, подстреливший лошадь, исчез. Димаш говорил, что его увел в мортал дух убитой лошади.
Чушь, конечно.
3
Лес вокруг тянулся редкий, хилый. Потом деревья понемногу сделались выше, появился густой подлесок.
Корреляционная зона. В это время года (да и в другое тоже) ничем особенно не грозит. Это не мортал. Можно и летом ходить, и палатки ставить. Ловушек нет. Разве что те, которые устраивают люди.
К вечеру с неба посыпалась холодная морось. Лес посерел, утратил глубину. Что за деревьями — не разобрать. Тени колеблются. Кусты? Или мары? Тропинка лежит светлой полосой, поблескивает от влаги. Всюду шум падающих капель, похрустыванье веток. И шаги. Торопливые шаги сбоку или за спиной. Не оглядываться — нет там никого.
Тропинка повернула и влилась в грунтовую дорогу. Оживленная дорога — совсем недавно была. На обочине груды умятых подошвами банок и осколки бутылок, драная одежда, одинокие (непременно не парой) ботинки. Одну из груд мусора венчал желтый скелет лошади. Вытянутый череп кто-то водрузил на обструганный кол. Дальше в сотне метров висел прибитый к сосне облезший венок. Табличку под ним уже отодрали. Потом попался крест. Этот с надписью. «Вершицкий Кароль». И дата смерти. Погиб пять дней назад. Почему тело не дотащили до тракта — не ясно. Теперь родня будет пять лет его дожидаться. Если хватит денег, пошлют «черняка» — вытащить на другую сторону тело.
У креста, не сговариваясь, все трое сели. Димаш повалился на мокрую траву лицом вниз и затрясся. Уже стемнело так, что с трудом можно было различить дорогу.
— Надо зажечь люминофор, — предложил Виктор.
— Нет, — замотал головой Борис. — Пока не дойдём до главного тракта, свет нельзя зажигать.
Нельзя — так нельзя. Виктор не стал спорить. Грунтовка слегка светилась — с пути не сбиться. На главном тракте сейчас шум да гам. Виктор прислушался. Пока тишина. Значит, тракт далеко. Не сговариваясь, Борис и Виктор посмотрели на Димаша. Ясно, дальше он не сделает ни шагу. Нести его и нести вещи вдвоем не под силу. Придется бросить вещи и идти к главному тракту налегке.
Вскрыли банки с консервами и сухарями. Димаш от еды отказался, только попросил пить. Борис выдернул из упаковки термоленту, разогрел для раненого крепкий бульон и заставил выпить. Температура у Димаша была небольшая, но вид — хреновый. Наевшись, Виктор и Борис рассовали по карманам таблетки и «Дольфины», Виктор взял люминофоры, Борис — термопатроны, оружие также оставили при себе. Броненагрудники и каски пришлось снять. Что не могли взять, то в рюкзаке спрятали под двумя поваленными деревьями. Потом собрали носилки, уложили Димаша в спальник и понесли. Шагали споро. Дождь прекратился, облака поредели, то и дело выплывала луна, дорога лежала как на ладони. Но и их одинокие фигуры на дороге сделались куда заметнее. Подстрелят за милую душу. Одна надежда, что мары так близко к тракту пока соваться боятся. Впрочем, беглецы уже не думали о марах. Была только одна мысль: дойти. Скорее. Ноги подгибались. Проклятые носилки отрывали руки.
В полночь они остановились. Дальше не сделать ни шагу. Зажгли на время люминофор, отыскали место посуше, включили термопатрон, сверху навалили лапника, бросили куртки. Димаша положили в центре, сами легли по бокам, накрылись куртками, сверху — еловыми лапами. Снаружи и не видно, что люди спят.
— Надо кому-то караулить, — сказал Борис.
— Надо, — согласился Виктор. — Но только не я.
— И не я.
— Тогда прощай. Вдруг до утра не доживем.
— Пока, — пробормотал Виктор сквозь сон.
Даже если кто-нибудь сейчас предсказал бы Виктору, что ночью их непременно найдут мары и убьют, он бы все равно остался лежать.
Впрочем, предсказателя рядом не было. Странные видения Ланьера в эту ночь не посещали.
4
Проснулись они, когда совсем рассвело.
Где-то далеко впереди слышалось гудение. Шмели гудят... Сейчас? Осенью? Помнится... В июне Виктор шел по полю... клевер цвел, и шмели гудели, как ошалелые. Лес, поле, за полем — синим блюдцем озеро. Здесь бы дом построить и жить с Аленой долго и счастливо.
— Главный тракт! — Борис отбросил лапник, вскочил. — Держись, Димаш, сейчас пристроим тебя на вездеход!
Они собрались мгновенно, наспех съели на троих банку консервов. Кофе было сварить не на чем. Не разжигать же костер. Выпили воды из «Дольфинов».
Подняли носилки и понесли. Вот-вот — ожидали — стволы разойдутся и откроется главный тракт.
Гул впереди делался все громче. Деревья становились выше и реже. Но из-за густого подлеска рассмотреть ничего было нельзя.
— Сделаем привал, — решил Ланьер в полдень.
Он наплевал на все правила, разжег костер, отыскал в куче мусора пустую консервную банку, вскипятил воду. В кармане нашлось несколько чайных таблеток. Пили, обжигаясь, горячий чай. Борис достал карту и несколько минут на нее смотрел.
— И далеко этот гребаный тракт? А? Он же здесь, рядом!
Виктор прислушался. Можно было уже различить отдельный рык вездеходов, голоса.
— Рядом.
Они поднялись. Смотрели на носилки. И не двигались.
— Вы что, ребята? — спросил Димаш севшим голосом.
— Нельзя как-нибудь колеса к носилкам приделать? — спросил Виктор.