– Колдованы. Настоящее гнездо, пробовал глаза им отвести, да без толку – на них подобные штучки не действуют, – сообщил, переведя дыхание, глава Синклита. – А этот придурок Огневик сбег, как школяр с Уроков.
– И правильно сделал! Гукину сам будешь объяснять сегодняшние художества! – Большерук, повернувшись, зашагал по Ведьминской, немного ссутулившись и косолапя. Агрикола поспешил за ним.
– Из настоящих колдунов там никого не было? – как бы между прочим поинтересовался Роман.
– Не нашел. А вот Медоноса встретил.
– Это он тебя сквозь крышу проводил? – невольно рассмеялся водный колдун.
– Если бы Огневик не сбежал. Да и вы могли бы подсобить, а не стоять, разинув рот, и наблюдать!
– Собери послезавтра Синклит, надо разобраться, что к чему. Сообща кейс найдем. И с Медоносом сообща разберемся. А теперь домой и баиньки, – сказал Роман. – Утро вечера мудренее.
– Погоди, разговорчик есть! – Гавриил придержал Романа за руку, давая Большеруку уйти вперед, чтобы повелитель воздушной стихии не мог их услышать.
– Скоро наговоримся. На Синклите, – усмехнулся водный колдун.
– Ты уже даровал своим ученикам ожерелья? – Гавриил как будто и не слышал последней реплики.
– Рано еще. Ребята только-только начали кое в чем разбираться. И потом, эта порча. Сейчас вообще нельзя – может такую наводку дать…
– Даруй! – прервал его Гавриил.
– Что за причуда! Невозможно! Я же сказал: не знаю, что из птенцов выйдет.
– Роман Васильевич, нам всем вот-вот кирдык будет, – выдохнул Гавриил Роману в самое ухо, и от этого жаркого шепота водному колдуну стало тошно.
– Не могу, – сказал господин Вернон глухим голосом. – Я ребят поломаю. Не выдержат.
– Никто из троих? Неужели все трое ни на что не годны? Вон Юла ты одарил…
«Зачем ему новички? Они же ничего не умеют…»
– Юл – другое дело. У него цельный дар. А этих на что угодно направить можно. Разве что Олег…
– Ну, так ему хотя бы даруй! – сказал Гавриил почти зло.
Роман нахмурился: представил, как трое его учеников обнаружат, что один среди них избранный, а остальными учитель пренебрег. Какой удар по самолюбию новичков! Он почти ощутил их обиду и унижение.
– Это так серьезно?
– Не просил бы…
Гавриил хотел было ускорить шаги и двинуться за Большеруком, но теперь Роман удержал его:
– Гавриил, как ты думаешь, что с нашими знаками? Их могла коснуться порча?
– С чего ты вообразил такую лажу? – хмыкнул глава Синклита.
– Знаки слабых могли распасться.
– Не боись, даже знак Тамарки Успокоительницы не распадется, если кейс закрыт, а он все еще закрыт, клянусь Тьмою. Даже эти новенькие – Веретено со Смерчом – наверняка нетронутые.
– Но кто порчу навел – мы не знаем?
– Нет!
Гавриил вырвал руку из цепких пальцев водного колдуна, ускорил шаги.
– А Медонос? Ты с ним говорил у Жилкова? Так ведь? Ты хотел с ним встретиться. Он причастен? Отвечай! Кейс у него?
– Нет у него кейса! Даруй мальчишке ожерелье! – отозвался глава Синклита не оборачиваясь.
Почудилось Роману, что за спиной повелителя Темных сил опять хлопают темные кожистые крылья.
«Кто же на него напал тогда, когда его крылья превратились в тряпки?» – подумал Роман.
* * *
Звонок посреди ночи разбудил Олега. Он удивился: в чем дело? Глухая тетка спала и ничего не слышала. Открыть? Нет?
И вдруг его будто кто-то толкнул в спину. Олег скатился с кровати. Босиком, в одних трусах побежал открывать.
На площадке стоял Роман. В руках держал полиэтиленовый пакет.
– Вы?.. – только и выдохнул Олег.
Роман приложил палец к губам и слегка толкнул мальчишку в грудь.
Тот отшатнулся и едва не упал. Роман вошел и захлопнул дверь.
Все дальнейшее происходило как в бреду. Олег был уверен, что спит: наяву такое просто не могло произойти. Вот Роман достает из пакета стальную коробку с красным крестом, а из коробки – бутылку, вату и скальпель. Вот учитель, обнаженный по пояс, вспарывает себе руку скальпелем, кровь капает, серебряная змейка водной нити извивается в его пальцах. Ожерелье сдавливает шею ученика. Уже не вздохнуть, никогда больше не вздохнуть!
Олег закричал и проснулся. Лежал, весь мокрый, не в силах пошевелиться, одна мысль билась в мозгу: как хорошо, что это был сон, только сон. Он рванулся встать, но не смог подняться; как раздавленный паук, задергал руками и ногами. Поднес руку к шее. Пальцы нащупали ожерелье!
Значит – не сон?
Не сон!
Глаша проснулась посреди ночи. Внезапно, будто ее кто-то толкнул под ребра. Сиреневый свет, холодный и яркий, заливал окно. За стеклами позванивало, будто намерзшие за день сосульки бились друг о друга. Глаша вспомнила, как в детстве обожала отламывать толстые сосульки, свисавшие с крыши их жалкого домика, и представлять, что облизывает порцию мороженого. Пока этот придурок Матвейка ей не крикнул…
К черту! Странно, почему после воскрешения она все еще помнит эти гадости.
Глаша шагнула к окну, отдернула оборчатую блестящую штору. Спальня находилась на втором этаже кирпичного особняка, так что высокий бетонный забор не мешал разглядывать стеклянный сад на соседнем участке. Фиолетовые деревья светились, горели крошечными фонариками на ветвях белые и синие огоньки.
Глаша взяла бинокль, оставленный Миколой на подоконнике, поднесла к глазам. Тут же сад оказался рядом – можно было разглядеть тоненькие веточки, усыпанные прозрачными цветками с алой пушистой сердцевинкой. В саду кто-то был. Глаша заметила одну фигуру, вторую. А вон и третий. Человек обернулся. Теперь она отчетливо разглядела его лицо. Роман! Глаша беззвучно ахнула и едва не выронила бинокль. Несколько секунд стояла, не двигаясь, пытаясь смирить биение сердца. Потом оглянулась. Медонос, спавший на широченной кровати, зачмокал во сне губами, перевернулся на бок.
Бывшая русалка вновь поднесла бинокль к глазам пытаясь отыскать Романа в саду, но там никого уже не было.
Глаша потихоньку поставила бинокль на подоконник и легла. Попыталась заснуть, но сон не шел. Она стала считать, а когда досчитала до тысячи, внизу вспыхнул прожектор и почти одновременно грохнул выстрел. Кто-то заорал. Девушка вскочила, рванулась к окну и, разумеется, уронила бинокль.
Медонос проснулся, сел на постели, замотал головой, пытаясь прогнать сон.