— Жив… — изумленно выдохнул Ганс. Только теперь он рассмотрел странного пришельца: кожа красная, будто ошпаренная кипятком, тело худое, жилистое, без единой капли жира, глаза прозрачнее воды. На макушке — хохолок светлых волос, как у новорожденного. И ни намека на щетину. Щеки по-младенчески гладкие. И откуда только он взялся? Неужто сидел на дне? Почему-то такое объяснение не казалось безумным.
— Мне одежду, а для него повозку, — сказал неизвестный, кивая на своего друга, которого рвало водой. Ганс не посмел ослушаться. И побежал в деревню.
— Они здесь? — прохрипел Элий.
— Здесь, — отозвался Юний Вер.
Элий повел глазами. Он их видел, но смутно. Они — стояли вокруг него — молодые, как двадцать лет назад, в броненагрудниках, в красных военных туниках. Вся когорта «Нереида». Кроме двух. Недоставало трибуна Клодия Икела и легионера Курция.
— Тиберий, — позвал Элий, и его брат выступил вперед. — Ты жив?
— Нет.
— Почему же тогда я тебя вижу сейчас, при свете дня?
— Ты наглотался воды из колодца. Скоро ты утратишь способность нас видеть и говорить с нами.
Элий дотронулся до руки Тиберия. Его пальцы прошли сквозь ладонь легионера.
— Так ты умер…
— Нет, я метаморформировал.
— Зачем ты сделал это? Зачем? Я так гордился тобой. Прежде. А теперь…
— Не мог иначе. Никто бы не смог. Спроси Вера, он расскажет.
— Но я никогда тебя не пойму, — в отчаянии прошептал Элий и затрясся — то ли от холода, то ли от рыданий. — Сразу после войны я просил императора тебя обожествить. Руфин ответил кратко: «Невозможно». Тогда я сказал…
— Не надо, — перебил Тиберий.
— Тогда я сказал, — повторил Элий, — «в своем сердце я его уже обожествил».
— Прости, — сказал Тиберий и отступил. Привратник изумленно следил, как бывший утопленник что-то бормочет, разговаривая сам с собою, и протягивает руку в пустоту. Больше всего привратнику хотелось дать деру, но ноги его буквально приросли к камню.
Внезапно вода в колодце вновь закипела, и на поверхность вынырнуло еще одно тело. Юний Вер вытащил его на плиты двора. На этот раз он не пробовал откачать утопленника: от долгого пребывания в воде тело раздулось и пошло синими и красными пятнами. Кожа на кончиках пальцев разложилась и прорвалась, и теперь наружу торчало бесцветное мясо — будто утопленник надел дырявые перчатки. Странно только, что почерневшее лицо с оскаленным ртом казалось по-прежнему красивым. Колодец вернул тело Магны.
А по двору уже цокали лошадиные копыта — Ганс пригнал повозку. Лошадь храпела и рвала поводья. Спасенные погрузились, и Ганс пустил лошадь вскачь. За повозкой, едва не задевая кроны деревьев, мчались по воздуху прежние обитатели колодца. Поначалу Элий видел их отчетливо. Но потом силуэты начали таять, и когда повозка остановилась у дверей гостиницы и Летти кинулась навстречу, Элий уже не мог различить ни своего брата, ни его друзей. Но лошадь продолжала храпеть и рваться. Ганс поднял Элия на руки и понес в дом, как ребенка. И тут лошадь, вырвавшись из рук держащего ее старика, встала на дыбы, а затем понеслась, не разбирая дороги. Навстречу вывернуло авто. Машина ехала не быстро, но чтобы не столкнуться с лошадью, сильно вильнула в сторону. Переходивший неспешно дорогу кот испуганно заметался, потеряв ориентиры, и бросился прямо под колеса машины. Вер услышал вопль и обернулся. Вопль леденил кровь куда сильнее, чем вода колодца. В нем были боль и ужас. И мольба о помощи. Бесполезная мольба.
Машина уже проехала по беспомощному тельцу, оно выгнулось, дернуло лапами и опало.
А вопль продолжал звучать в ушах Вера.
Вер посмотрел на других.
— Котяру задавили, — хмыкнул старик.
И Вер понял, что предсмертный вопль крошечного существа слышал только он.
«Завтра должны состояться выборы в шестой трибе».
«Акта диурна». Канун Ид декабря (12 декабря)
Элий вошел в триклиний и зажмурился. Не то чтобы он смутился, просто блеск обнаженных женских тел — розовых, смуглых и шоколадных — на мгновение его ослепил. Потом он раскрыл глаза и уставился с некоторым изумлением на странную компанию, расположившуюся в триклинии Юния Вера. Столовая была не велика, как не велик и дом, снятый Вером по возвращении в Рим. Вряд ли здесь могло в обычные дни расположиться более девяти пирующих. А сейчас… Элий пересчитал обнаженных женщин. Их было восемь. А ему показалось, что красавиц не меньше двух десятков.
Обстановка столовой была скромна: выкрашенные киноварью стены с узкой полосой растительного орнамента, черно-белая мозаика на полу, деревянные ложа с шерстяной обивкой, простенький стол с инкрустацией костью — так может выглядеть триклиний какого-нибудь заштатного чиновника из префектуры по делам образования. Но вряд ли чиновник из префектуры по делам образования может пригласить к себе подобных куколок.
— Они тебе нравятся? — спросил Юний Вер. Сам он возлежал за столом в венке из свежих роз абсолютно голый. Одна из девушек — полнотелая золотоволосая красотка — перебирала его пшеничные волосы и время от времени целовала хозяина в губы. После освобождения из плена волосы Вера быстро отросли и стали немного виться, а на верхней губе начал пробиваться пушок. Младенец быстро взрослел. Но мало походил на прежнего Вера. Все было другим — и голос, и улыбка, и взгляд. Даже глаза сделались гораздо светлее.
— Они прекрасны, как богиня, которой служат, — улыбнулся Элий.
— Так присоединяйся к нам, — предложил Вер. Элий присел на ложе напротив.
— Мне как женатому человеку подобные забавы не приличны. Уж не хочешь ли ты, чтобы неверному мужу отрезали нос?
— Друг мой, этот закон больше тысячи лет не применяется.
— Но кое-кто из сенаторов хочет его вновь ввести. Мне не с руки быть первой жертвой.
Смуглая красотка наполнила бокал Элия до краев.
— Ладно, — милостиво разрешил Вер, — будь добродетелен. Надеюсь, твоя молодая женушка удовлетворит твои фантазии, и ты не станешь мне завидовать.
— Я не завидую, — заверил Элий, осушил бокал и, наклонившись к самому уху Юния Вера, спросил: — Зачем их так много?
— Они устают, так что приходится менять.
— Ты серьезно? — Элий недоверчиво приподнял брови.
— Ну да. Я три дня не сплю. И делаю перерывы, только чтобы поесть.
Элий решил, что друг привирает, но не сделал попытки его уличить.
— У тебя было ко мне какое-то дело? — поинтересовался Вер, лаская грудь белотелой красавице и не забывая при этом о смуглянке.
— Именно…
Особенно хороша была брюнетка маленького роста. Она чем-то напоминала Марцию. То и дело Элий вновь и вновь останавливал взгляд на ее бедрах.