— У отца Джеймса была семья, не знаю, говорили ли вам? В августе его сестра принесла своему мужу тройню, и отец Джеймс помогал ей управляться с детьми. Кто теперь подменит ее, когда она свалится с ног от усталости и бессонных ночей, если хоть один малыш заболеет? Вы можете поговорить с миссис Уайнер. Это экономка отца Джеймса. И одна из самых порядочных женщин на свете. Она расскажет, как вошла в кабинет и он лежал там, уже окоченевший, в луже крови. Кровь была повсюду. А ведь грабитель мог в это время находиться в соседней комнате и убить ее тоже! Если вы хоть немного успокоили сейчас монсеньора, то было бы с вашей стороны великодушно поехать и поговорить с ней тоже. Всего несколько часов езды отсюда.
— Где можно ее найти? — Ратлидж взял у Бриони пальто и шляпу и шагнул под дождь. Лицо сразу покрылось липкой влажной пленкой дождевого тумана.
— Она по-прежнему каждый день приходит в дом у церкви, как делала всегда при жизни отца Джеймса. Не представляю, как эта бедная женщина может там находиться одна, после того, что произошло. Входить в пустой дом. Это ее долг, так она говорит. Как если бы отец Джеймс был жив. Городок называется Остерли. Они, наверное, вам сказали в Лондоне? Это по дороге на север, к морю, не так уж далеко отсюда. — Бриони смотрела Ратлиджу прямо в глаза. — Понимаю, что куда легче взять и укатить обратно в Лондон, вы ведь уже выполнили свой служебный долг. Многие так бы и поступили. Но почему-то мне кажется, что вы не из таких людей!
И с этими словами, пожелав ему всего доброго, она закрыла дверь.
Ратлидж крутанул заводную рукоятку и, когда мотор взревел, поспешно сел в автомобиль, спасаясь от дождя. Но не тронулся с места, а, сам себе удивляясь, долго сидел в раздумье, вспоминая слова Бриони, положив руки на руль и чувствуя работу двигателя.
Он не имел ничего против того, чтобы оказаться вовлеченным в расследование подробностей жизни и смерти священника. Но в его задание это не входило. Оно было другим.
Поезжайте в Норфолк и успокойте епископа, заверьте, что местная полиция делает все, что в ее силах. И что она действует грамотно и сама справится.
Но здесь от него ждали другого: что он сотворит пару чудес — с ходу объяснит причину убийства и найдет самого убийцу.
Он не завидовал местному инспектору Блевинсу, которому приходилось работать в атмосфере всеобщего недоверия, когда все отказывались воспринимать это убийство как обыкновенное, каким оно по сути и было, а хотели видеть мистику и загадку.
Обдумывая сейчас все сказанное монсеньором Хольстеном и экономкой Бриони, он был заинтригован и тронут их отношением к убитому.
Хэмиш успокоил: «Это пройдет».
Возможно. Но Бриони очень постаралась, чтобы ему трудно было уехать со спокойной совестью.
И вместо того, чтобы поехать на юг, в Лондон, он развернулся и покатил на север, в Остерли.
Еще в школе, на уроках географии, при изучении карты Великобритании, учитель советовал, как легче ее запомнить. Весь остров напоминал очертаниями человека, скачущего верхом на свинье. Его высокая шляпа — север Шотландии, ее гористая часть. Голова и туловище — средние и нижние области Англии. Голова свиньи — Уэльс, передние ноги — полуостров Корнуолл, задние ноги — холмистые долины Кента. А задняя часть туши — большая выпуклость — Эссекс, Суффолк и Норфолк, которые выпячиваются в Северное море.
Эту картинку они находили занимательной, рисуя бесконечное число раз свинью и ее наездника, развлекаясь и не осознавая, что эти усилия не проходят даром и таким образом навсегда в их головах отпечатается география родной страны.
Покрывая теперь расстояния от Нориджа до Остерли, глядя, как капли дождя собираются в струйки и стекают по лобовому стеклу, он пытался избежать настойчивых попыток Хэмиша вовлечь его в дебаты по поводу интервью с монсеньором Хольстеном. Ратлидж не хотел сейчас углубляться в размышления, делать выводы из слов Хольстена и экономки. Первоначальная решимость, как и предсказывал Хэмиш, постепенно таяла, и вместо нее приходили на смену сомнения в правильности собственного решения. Ведь он еще официально не был допущен к работе, и его заданием было только съездить в Норфолк и успокоить епископа. Ничего не говорилось о возможности его поездки на север.
У старика Боулса разольется желчь, если он по собственной прихоти расстроит местного инспектора и навлечет гнев начальника полиции графства на головы Ярда и его представителя. В то же время Ратлидж понимал, что, хотя ему и удалось немного успокоить монсеньора Хольстена, тот, скорее всего, не удовлетворится положением дел, поверхностное участие Ярда его не устроит, и епископ все равно не даст им отвильнуть и переложить дело на местные власти. И если его визит в Остерли поможет поднять авторитет инспектора Блевинса, убедить в его способности разобраться самому в убийстве, а также даст понять, что Ярд Блевинсу вполне доверяет, то не последует дальнейших официальных придирок.
Но Хэмиша убедить было труднее. «Да тебя беспокоит совсем не этот труп! — тараторил он. — Ты все еще не можешь выкинуть из головы Шотландию. Ты не хочешь вернуться в Лондон и приступить к работе, потому что не готов взглянуть в лицо жизни».
— Но с меня сняли повязку, и, как только я вернусь, доктор выпишет меня.
«Это не одно и то же — освободиться от бандажа и примириться в душе с Шотландией».
— Когда вернусь в Лондон, я покончу и с этим.
«Ты уверен? Тогда почему сейчас едешь на север?»
Дорога из Нориджа к Остерли вела через гряду округлых холмов и была весьма живописной. В крохотных долинах ютились редкие деревеньки, с каменными или кирпичными домиками. Все еще свежая трава зеленела на склонах холмов под прикрытием лесополос, и на них паслись многочисленные стада толстых овец, к зиме они отрастили густую шерсть. Все было так не похоже на Францию с разрушенными домами и торчавшими из руин каминными трубами вдоль всей линии фронта. Сейчас Ратлидж даже забыл, что была война, как будто вернулся вновь в 1914-й, словно здесь ничего не изменилось. Но на самом деле изменилось и никогда не станет прежним.
Для Хэмиша это была благодатная земля — мирная и богатая, где жить гораздо легче, чем в скалистых горах Северной Шотландии. Но именно суровость жизни, по мнению Хэмиша, и делала из шотландцев прекрасных воинов.
— Норфолк тоже прославился своими хорошими солдатами, — напомнил ему Ратлидж. Но для Хэмиша это были разные вещи: одних хорошо научили, а у вторых это было в крови, впиталось с молоком матери.
Даже когда они сидели в траншее, Хэмиш любил приводить исторические примеры на эту тему. Некоторые относились к двенадцатому веку, когда шотландцы проявили особую отвагу. Их образ жизни, по мнению Ратлиджа, никогда не сделает человека процветающим, но придает гордость и силу духа плюс врожденную храбрость.
Мили бежали одна за другой. Дорога, сделав очередной поворот, нырнула между двух холмов, и взору Ратлиджа открылись просторы болот, в это время года окрашенные зимней палитрой цветов — красно-коричневым, желтым и золотистым. Он съехал к обочине у развилки и долго любовался ландшафтом — надо признать, что небольшая Англия тоже имеет свою, своеобразную красоту.