Многие лавки оказались закрыты из-за метели. Пока дороги непроходимы, трудно местным жителям пополнить запасы. До Кесвика довольно далеко, и у здешних лавочников почти нет конкуренции. Он невольно вспомнил, что рассказывала ему о сестре Джанет Аштон. Грейс выросла совсем в ином окружении. Хорошо ли ей было здесь, в Эрскдейле, вдали от мира? Не пожалела ли она о своем выборе?
Хэмиш напомнил: у нее ведь была возможность вернуться после того, как первый муж неожиданно воскрес из мертвых. Но к тому времени она уже носила под сердцем близнецов. Детей Джералда Элкотта.
Проходя мимо кладбища, он увидел свежие могилы. Вдали, за оградой, чернело озеро. Странно, подумал Ратлидж. Эрскдейл — замкнутая община. Здесь всем все известно о делах соседей. Почему никто не рассказал ему о возможных неладах в семействе Элкотт? Если у них имелись враги, о них наверняка тоже всем известно.
Ему ответил Хэмиш: «Для сплетен времени не было. Сначала бушевала метель, потом все искали паренька».
Да, верно. Но даже когда люди начнут судачить, он узнает обо всем последним.
На крыльцо ближайшего дома вышел доктор Джарвис; он изумился, увидев Ратлиджа.
— Какие-нибудь новости? — спросил доктор. — Вы меня искали?
— Нет, не искал, — ответил Ратлидж, — но, раз уж мы встретились, хотел бы с вами поговорить.
— Здесь чертовски холодно, прошу ко мне в приемную, — пригласил его Джарвис. — Время чая уже прошло, зато у меня есть херес — для медицинских нужд, он очень согревает.
Дом доктора оказался больше соседних. Его приемная помещалась в пристройке, где раньше, наверное, стояли экипажи. Отперев дверь, доктор вошел первым и зажег лампу. Ратлидж с интересом огляделся. Крошечная прихожая и две двери. Одна вела в смотровую, другая — в операционную. Как бы компенсируя отсутствие окон, стены украшали большие картины в рамах. Заметив, что Ратлидж разглядывает картины, Джарвис объяснил:
— Во времена моего тестя у нас жил один художник. По-моему, экспрессии у него больше, чем точности, но пациентам картины нравятся.
Картины представляли собой виды долины на рассвете и на закате — видимо, для большей яркости. На первой картине Ратлидж узнал Когти; на выступе стоял одинокий турист, любующийся озером. Другая картина изображала Нарост в метель; на третьей цепочка пешеходов пересекала перевал. На картине поменьше изображалось глубокое и узкое ущелье, куда пастухи сгоняли овец. Мягкий свет и полумрак определенно давались живописцу лучше, чем полыхающие краски заката.
— Что здесь за место изображено? — спросил Ратлидж, когда Джарвис протянул ему бокал с хересом.
— Старая скотопрогонная дорога — у нас их называют тропами. Очень давно, лет пятьдесят назад, ее перегородил камнепад. Могу сказать, что вид там потрясающий. Очень напоминает знаменитое ущелье Чеддар в графстве Сомерсет. Кстати, а вы зачем ко мне пожаловали? Готов поспорить, не для того, чтобы полюбоваться моими картинами!
Ратлидж сел на стул и начал:
— Вы принимали роды у миссис Элкотт.
— Да.
— В каком настроении она была во время беременности? Радовалась ли она предстоящему увеличению семьи? А как отнеслись к грядущей перемене в жизни Джош и его сестренка?
Перед тем как ответить, Джарвис ненадолго задумался.
— Грейс была вполне довольна; она с нетерпением ждала родов. Хейзел очень хотелось нянчить младшую сестренку. Славная девочка, она очень помогала матери. Приготовила две колыбельки после того, как стало известно, что Грейс ждет двойню. Джералд окружил жену вниманием и заботой. Он очень волновался за ее здоровье.
— А Джош?
— У Джоша начался переходный возраст. Мне кажется, он боялся, что после рождения малышей мать его разлюбит. Понимаете, он привык к тому, что мать во всем опиралась на него, — до тех пор, пока в ее жизни не появился Джералд. Мальчик еще не приучился делить мать с отчимом. А тут еще и дети… По-моему, появление на свет малышей его тревожило. Всякий раз, как я приезжал к ним на ферму, чтобы осмотреть Грейс, он несколько раз спрашивал, все ли хорошо с его мамой.
— Значит, он ревновал?
Джарвис посмотрел на него в упор:
— Почему вы спрашиваете?
— Школьный учитель, Блэкуэлл, считает, что Джошу здесь не нравилось. Он хотел уехать в Лондон, к родному отцу. Но мать не захотела его отпускать, считая, что он еще мал.
Джарвис поморщился:
— Я не знаю ответа на ваш вопрос. Могу сказать вам только вот что. Во-первых, Джош переживал, когда вдруг объявился Хью Робинсон. Сначала мальчик его даже не узнал. Ему было не по себе. Хейзел почти совсем не помнила родного отца, но как будто привыкла к нему без труда. Самой Грейс пришлось нелегко. Представьте, с какой трудной проблемой ей пришлось столкнуться! Ну а Джош… Возможно, он не понимал, почему, раз отец вернулся, они не могут снова стать одной семьей. Не знаю. Сейчас я занимаюсь домыслами. Точно мне известно одно: Джералд с самого начала стал Грейс опорой. Он не давил на нее, хотел, чтобы она сама все решила.
— Вы сказали «во-первых». А во-вторых?
— За неделю до того, как близнецы появились на свет, Джош сбежал из дома. Тогда меня вызвали к Элкоттам, потому что у Грейс начались ложные схватки. Поскольку она ждала двойню, я непременно должен был присутствовать при родах. Когда я закончил осмотр, Хейзел сказала, что Джоша нет, он пропал с самого утра. Джералд ходил его искать, но нашел его я. Джош прятался в том месте, где в детстве обычно прятался Пол, — в полуразрушенной овчарне на Лисьем Шраме. Там тоже был камнепад, и получилась как будто неглубокая пещерка. Джош сидел там и дулся.
Значит, мальчик неплохо знал окрестности и мог спрятаться от отчима.
— Как он объяснил вам свой побег?
— Я не потребовал объяснений. Когда я его нашел заплаканного, он совсем замерз. Я сел рядом и сказал, что из-за него матери плохо, а он не должен ее огорчать, ведь ей скоро рожать и любое волнение для нее опасно. Я сказал, что больше ничего подобного быть не должно, иначе напишу его отцу в Лондон и пожалуюсь на него… Джош пообещал, что будет хорошо себя вести, и я отвел его домой.
— На том дело и кончилось?
Джарвис вздохнул:
— В ту ночь, когда у Грейс начались роды, я приехал к ним на ферму сразу после ужина, чтобы помочь ей. Джоша тошнило — видимо, съел что-то не то. Его несколько раз сильно вырвало. Я дал ему лекарство, а он спросил: «Я умру?» Пришлось отругать его за такие мысли и объяснить, что он, разумеется, не умрет.
— Ему полегчало после того, как он узнал, что будет жить? — спросил Ратлидж.
— Тогда у меня совсем не было времени заниматься еще и Джошем. Близнецы оказались крупными, я опасался ягодичного предлежания. Все мои силы были направлены на то, чтобы спасти новорожденных и мать.
Хэмиш заметил: «Мальчик звал на помощь…»