«Уважение? Ты думаешь, Рамсфорд уважает тебя?»
Эти насмешливые слова вспыхнули в ее сознании — как будто он и сейчас стоял прямо перед ней. Но к счастью, в это мгновение дверь распахнулась, и вошла ее суетливая мать.
— Боже, дитя мое! — воскликнула она, закрыв за собой дверь. Окинув Аннабел тревожным взглядом, спросила: — Ты еще не готова? Лиза, из-за чего такая задержка?
— Я почти закончила, мэм, — заверила Генриетту горничная. Она осторожно расправила шлейф невесты. — Вот теперь вы совершенно готовы, мисс Аннабел.
— Что ж, милая… Тогда пора, — сказала Генриетта.
Живот девушки скрутило судорогой, но она не была уверена, что это из-за переживаний или из-за прошлой ночи. И все же Аннабел решительно отвернулась от зеркала, заодно повернувшись спиной к воспоминаниям о том вечере и о том мужчине — ей хотелось забыть о всех тех желаниях, которые он у нее пробудил. Она взглянула на мать, но та опустила голову, разглаживая брюссельское кружево дочери.
— Мама, как я выгляжу?
— Прекрасно. Ты так хороша, что больно смотреть. — Генриетта поцеловала дочь в щеку, затем двинулась к двери, шагая очень осторожно, чтобы не наступить на длинный шлейф невесты. Обернувшись, она добавила: — Лучше бы нам поторопиться. Иначе гости подумают, что свадьбу отменили.
Аннабел следовала за матерью навстречу дяде Артуру, своему опекуну, — тот улыбался так, словно уже отхлебнул несколько глотков из своей фляжки. А ее сводная сестренка Дайна, стоявшая рядом с Артуром, была серьезнее обычного и выглядела гораздо старше своих одиннадцати лет.
Они вместе прошли по коридору и поднялись по широкой лестнице. На верхней площадке остановились, и здесь к ним присоединились три сестры Бернарда.
Лиза накинула вуаль на лицо хозяйки и разгладила шлейф. А леди Мод, старшая сестра жениха, передала Аннабел огромный букет из розовых магнолий и заняла свое место позади невесты вместе со средней сестрой леди Элис. Еще одна сестра, леди Миллисент, стала в пару с Дайной. Мама и дядя Артур заняли места в конце процессии, после чего Генриетта подала знак органисту, и тот заиграл прелюдию к Свадебному маршу из «Лоэнгрина».
Когда же все вошли в бальный зал, у Аннабел возникло странное ощущение нереальности происходящего. Это был день ее свадьбы, тот самый момент, о котором еще год назад она могла только мечтать, однако все вокруг показалось ей искусственным, будто в пьесе или во сне. Она не чувствовала аромата цветов и не слышала музыки, а лица ньюйоркцев из-за вуали у нее на лице казались нечеткими и расплывчатыми.
Лишь одно она видела ясно — глаза того мужчины. И видела желание, затаившееся в их туманных синих глубинах.
«Есть вещи, которые он никогда не сможет тебе дать, чувства, которых ты никогда с ним не испытаешь», — вспомнились ей вдруг его слова, и сердце Аннабел дрогнуло от нахлынувшего страха.
Но девушка быстро овладела собой и окинула взглядом зал, высматривая сквозь вуаль Бернарда. Когда же она увидела его — он стоял на помосте в противоположном конце зала, — на сердце ее будто бальзам пролился.
Граф обладал изящным телосложением, длинноватым носом и бледной кожей настоящего английского аристократа, и по мере того, как Аннабел подходила к нему, все отчетливее различая его лицо, все ее сомнения и страхи отступали все дальше. «Да, — подумала она, останавливаясь рядом со своим будущим мужем, — с этим мужчиной я смогу построить новую жизнь».
А когда она наконец повернулась к Бернарду и заглянула ему в глаза, ей сразу стало ясно: именно здесь, рядом с этим мужчиной, ее место, а Кристиан дю Кейн — он всего лишь наваждение.
— Возлюбленные мои, — начал преподобный отец, — мы собрались здесь, перед лицом Господа и всех этих людей, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака…
И в тот же миг Аннабел предала забвению голубые глаза Кристиана и сумасшествие прошлой ночи. Кристиан станет для нее лишь тенью прошлого, и все, что сейчас имело значение, — это ее будущее с Бернардом.
Аннабел глубоко вздохнула, стоя рядом с женихом, и приготовилась произнести брачную клятву, чтобы тем самым навсегда изменить свою жизнь.
Нью-Йорк
За семь дней до этого…
Все в обществе знали, что у Кристиана дю Кейна, герцога Скарборо, не было сердца. Возможно, имелся кусок льда, или стальная пластина, или даже мощная пульсирующая мышца, заставляющая циркулировать кровь, — но сердце, то самое, которое способно страдать, любить и разбиваться?.. Нет, нет и нет! Кристиан потерял свое сердце много лет назад и, к огорчению огромного количества дам, новое обретать не собирался.
Но если бы об этом спросили у самого Кристиана, то он бы едва ли согласился, по крайней мере в этот вечер. Нет, у него было сердце! А если точнее, то целых пять — три в руке и еще два на столе, лежавшие «рубашкой» вверх на зеленом сукне игорного стола в небезызвестном в Нью-Йорке «Доме с бронзовой дверью». Да-да, пять сердец в совершенной, абсолютно идеальной последовательности!
В эту ночь он не мог желать ничего лучшего. Ведь ограничений по ставкам не было, за столами сидели весьма состоятельные люди, а у него, Кристиана, в последнее время не слишком хорошо обстояли дела с наличностью… Однако джентльменам, сидевшим с ним за одним столом, вполне могло показаться, что в руке герцога совершенно бессмысленный набор карт — таким холодным и невозмутимым было его лицо.
Хайрам Дж. Берк, железнодорожный магнат, миллионер и заядлый игрок, который и пригласил Кристиана в этот вечер присоединиться к игре, выложил на стол туза, но если карта не была частью роял-флеша, то Кристиан со своим стрит-флешем имел все шансы сорвать куш.
— Уравниваю, — произнес он, потянувшись за фишками. — И поднимаю еще на пять тысяч.
Ход перешел к третьему участнику игры, Артуру Рэнсому, состоятельному адвокату, чьим единственным клиентом являлась его собственная богатая племянница. Но мистер Рэнсом, добродушный и румяный уроженец Миссисипи, поднимать ставку не стал.
— Играю, — сказал он.
А Кристиан снова поднял ставки — еще на десять тысяч долларов. После чего Хайрам проворчал:
— Должно быть, у вас чертовски хорошие карты, ваша светлость. — Он в задумчивости постукивал пальцами по своей стопке фишек, значительно уменьшившейся с начала вечера.
Кристиан лишь уклончиво пожал плечами.
— Не думаю, что вы сможете вытянуть из этого парня хоть слово, Хайрам, — заметил мистер Рэнсом. — Эти англичане холодны как лед. Поверьте мне, уж я-то знаю, — добавил он с гримасой и бросил на стол свои карты. — Сбрасываю.
Хайрам выпрямился на своем стуле.
— Может быть, вы и правы, Артур, но у меня тоже неплохая игра. Вообще-то, ваша светлость, — он снова обратился к Кристиану, — я полагаю, что мои карты лучше ваших. Уравниваю. И поднимаю еще на десять тысяч.