Аннабел со вздохом встала и вышла из комнаты. Она спустилась вниз, чтобы выпить чаю и поужинать, а потом присоединилась к тем, кто уже сидел в гостиной. Там, слушая семейные истории Сильвии и Кристиана о жизни в Скарборо, она старалась не питать особых надежд и видеть лишь то, что находилось прямо перед ее глазами.
Она рано отправилась спать, и ей не нужен был предлог для этого. В конце концов, завтра ее свадьба.
Вернувшись в спальню, Аннабел позвонила, вызывая Лизу, и, пока горничная помогала ей раздеться, она рассматривала роскошную мебель вокруг — мебель, за которую заплатила другая американская наследница. И Аннабел явственно ощущала, как тяжело давила ей на лоб герцогская диадема, хотя она даже еще не надела ее.
Она облачилась в ночную сорочку и скользнула в постель. Но заснуть не смогла и долго лежала в темноте, стараясь пробудить в сердце надежду на то, что Кристиан, возможно, полюбит ее в будущем. Любовь в будущем казалась очень слабым утешением, но никакого другого у нее все равно не было.
Забавно, что раньше она не считала любовь мужа чем-то необходимым. Но теперь только этого она по-настоящему желала. И только это нельзя было купить за деньги. Завтра — день ее свадьбы, но без любви Кристиана этот день станет лишь очередной датой на календаре.
Время почти пришло. Кристиан задержался перед зеркалом, слушая, как колокола часовни звонят в отдалении. Затем заглянул в собственные глаза, отражавшиеся в зеркале. Вчерашние слова Аннабел все еще звенели у него в ушах.
«Я люблю тебя».
Когда она сказала это, он едва ли поверил ей — отнес ее слова на счет желания, которое женщины так часто путают с любовью. Но сегодня утром, когда он проснулся, эти слова эхом отдавались в его памяти, и он решил, что отныне будет считать их истиной. Решил, что сделает их правдивыми — пусть даже ему придется потратить на это всю жизнь. И он поклялся, что будет видеть Аннабел каждый день и каждую ночь до конца своих дней. Потому что он любил ее.
Возможно, он полюбил ее еще той ночью, когда они сидели в ее «форде» и она, усмехаясь, рассказывала, как купила банк, затем, смеясь, потащила его в турецкую баню. Он был очарован ею даже и на следующий день, когда ударила его в челюсть.
Кристиан никогда ни за что бы не поверил, что сможет полюбить. Он никогда раньше не любил, но теперь был влюблен и слышал гулкий стук собственного сердца. А его онемевшие пальцы никак не могли завязать галстук. Но главное — мужчина в зеркале улыбался так, как улыбались только счастливые люди.
«Наверное, влюбленные мужчины всегда выглядят смешно», — подумал герцог.
А еще они делали глупости. Например, останавливали венчание, находясь в пьяном виде. Но если кто-нибудь сделает то же самое сегодня, то он прикончит ублюдка!
Макинтайр за его спиной деликатно кашлянул.
— Ваша светлость, вам помочь?
Этот вопрос вернул его к реальности.
— Нет-нет. — Кристиан стер с лица улыбку, возвращаясь к насущной проблеме, которую представлял его белый шелковый галстук. Покончив с ним, он опустил руки и несколько мгновений изучал результат своих трудов. Затем, удовлетворившись, кивнул и отвернулся от зеркала.
Но Макинтайр все же поправил галстук хозяина, прежде чем прикрепить к нему булавку. После чего подал ему свадебный сюртук. Руки герцога скользнули в рукава, и он повернулся к Макинтайру, чтобы тот застегнул пуговицы. К лацкану камердинер приколол букетик из фиалок и розовых бутонов, а затем протянул Кристиану пару белых перчаток.
— Спасибо, — кивнул герцог. — Пусть Каррадерз подает экипаж. Я вскоре спущусь.
— Да, ваша светлость.
Поклонившись, слуга удалился. Кристиан же не пошел за ним, поскольку ему оставалось сделать еще одно дело, прежде чем отправиться в часовню. Он вышел из комнаты и спустился вниз, но вместо того чтобы направиться в холл, повернул в противоположную сторону, туда, где находилась картинная галерея.
Задержавшись у входа, герцог сделал глубокий вдох, затем прошел по коридору и остановился перед портретом бледной хрупкой девушки с волосами, отливающими светлым золотом, — то был образ, который он созерцал уже двенадцать лет, хотя и старался не смотреть на портрет Эви подолгу.
Но теперь Кристиан заставил себя как следует взглянуть на нее — взглянуть на эту робкую улыбку и на эти голубые глаза, когда-то смотревшие на него с таким обожанием. Он также заставил себя вспомнить о некоторых событиях… Вспомнил кричащего на него Эндрю, напоминающего о чести семьи и долге перед Скарборо. Вспомнил и лондонский сезон с его балами, приемами и хорошенькими наследницами из Америки. На одном из таких балов он и подошел к Эви, чтобы пригласить ее на танец…
Он заставил себя вспомнить то лето, которое они провели в Филадельфии, — тогда он и попросил ее выйти за него. И вспомнил те обещания, что дал ее родителям, а также собственный цинизм, когда раздумывал о том чрезмерном значении, которое глупые американцы придавали любви в таком скучном деле, как брак.
Он смотрел на Эви и вспоминал всю ту ложь, которую говорил ей. Ложь, которую скрывала его, Кристиана, улыбка, его взгляд и голос все то время, что он ухаживал за ней. И вспомнил лживые клятвы, которые давал ей в день их свадьбы.
Он заставил себя подумать о том человеке, которым был, когда давал те клятвы, о том самонадеянном молодом человеке, который, хотя и ни разу не изменил жене за три года, все же не был ей по-настоящему верен. Он продолжал пить и играть, тратя время на бесполезные занятия и приятелей и забыв о женщине, которой поклялся в любви и деньги которой тратил. Он тогда ни разу не задумался о степени ее одиночества. И не был рядом с ней в минуты отчаяния.
Сегодня день его второй свадьбы, и теперь, глядя на портрет своей первой жены, Кристиан выплеснул всю свою боль в словах, которые давно уже следовало произнести. Но только сейчас, глядя в глаза Эви, он прошептал:
— Мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня, Эви.
Он не заслужил прощения. Он знал это. Но стоя здесь и думая о том человеке, которым был тогда, Кристиан знал, что больше таким не будет. Прошло двенадцать лет, и он изменился, даже не заметив, когда и как это произошло. Мужчина, которым он теперь стал, был способен ценить то, что имел, мог выполнять свои обязанности и любить ту женщину, на которой собирался жениться.
И клятвы, которые он даст сегодня, не будут ложью. Он любил Аннабел и хотел уважать ее и заботиться о ней всегда, хотел провести свою жизнь только с ней одной. Он желал, чтобы она тоже любила его, и мечтал каждый день делать ее счастливой. Он любил ее так, как тот легкомысленный юнец не был способен любить Эви.
Тут в очередной раз пробили часы, и Кристиан понял, что время пришло. Медленно, с чувством сожаления и раскаяния, Кристиан оставил прошлое позади и протянул руку к портрету, чтобы в последний раз коснуться бледной щеки своей покойной жены.