– Сами сообразим, – успокоил его Мьянти. – И коллеги помогут. Не брать же на себя всю ответственность.
И вот руководителям офисов объяснили ситуацию, и те стали думать. Тут никто не торопился сразу высказываться. Времени в Бермудии много, поэтому неразумно тратить его слишком быстро.
Пока они думают, заметим, что синие госслужащие Бермудии выглядели мрачнее, чем зеленые, и это объяснимо: каждый из них попал сюда с какой-то болячкой, от которой хотел избавиться, поэтому и желал вернуться. У одного болело горло, у второго, как у Насти, – голова, третий попал сюда с вывихом ноги, и сколько ни вправляли, вывих тут же снова появлялся, а главное – всегда болел. Хуже всех было вице-председателю синих, заместительнице Мьянти, Грязи Кошмаровне Сволочатовой. У этой худой и нервной дамы лет пятидесяти болела душа. Если другие хотя бы знали, где болит, могли приложить компресс, помассировать, то Грязь Кошмаровна чувствовала боль, не понимая ее местонахождения.
Грязь Кошмаровна совершила гадкий поступок. Когда работала в большой организации и сидела в комнате вместе с тридцатью другими сотрудницами, она уличила одну из них, молодую, красивую женщину, в том, что та слишком часто улыбается, глядя в компьютер. Чему можно улыбаться, если ты находишься на работе? В самой работе ничего веселого нет. Значит – что-то личное. И Грязь Кошмаровна, тогда еще не имевшая такого ужасного имени, принялась то и дело проходить за спиной молодой сотрудницы. И увидела, что та пишет кому-то письма. Ей стало очень обидно. Она трудится от звонка до звонка, не позволяя себе минутной передышки, а эта, видите ли, красотка, за те же, между прочим, деньги, ничего не делает, да еще улыбается при этом! Пришлось доложить начальству, чтобы оно сделало замечание бездельнице. Но начальство почему-то разозлилось и не просто сделало замечание, а уволило молодую работницу. Та настолько была расстроена, что сказала начальству много разных слов, а потом выбежала на улицу и сгоряча попала под машину. Ее не задавило, но слегка покалечило, а у нее был жених, и этот подлый молодой человек отказался от своей пострадавшей невесты. Узнав о таких ужасных последствиях своего безобидного, на первый взгляд, поступка, который был вполне в духе той атмосферы, что царила в организации, Грязь Кошмаровна затосковала и решила слетать в Америку к живущей там сестре, чтобы та ее как-нибудь успокоила. Сестра должна это уметь, она тоже работала в большой компании и хвасталась тем, что уволила за год трех нерадивых коллег – и совесть при этом ее ни капельки не мучила, даже наоборот, она была довольна своей честностью.
Пролетая над Бермудией, Грязь Кошмаровна терзалась, она предчувствовала, что сестре не удастся ее переубедить, она всей душой желала себе куда-нибудь провалиться от стыда. Ну и провалилась, и живет теперь здесь с больной душой, с желанием вечно клеймить себя и раскаиваться. Она, по примеру Солнца Лучезаровой, сменила имя, но не на благозвучное, а на отвратительное: те, у кого болит душа, довольно часто нарочно себе вредят, надеясь, что боль уменьшится.
А вице-председателем Ольмека был человек, называвший себя Мощный Удар. Он был маленького роста, имел крошечные черные глаза, тонкие злые губы и испорченный с детства характер. Его воспитывал отец, профессиональный террорист, мальчик с пяти лет отлично стрелял и умел готовить взрывчатку. Но отца посадили в тюрьму, Мощный Удар остался один. Он ничего не знал и не умел, кроме как воевать. И ему, конечно, нашли дело – и не одно. Мощный Удар начал убивать людей. Не потому, что он был злым, просто ему сказали, что так надо, что это хорошо и правильно, ибо он убивает плохих людей ради хорошей идеи. Он привык, что есть люди свои, а есть – чужие, своих можно любить и они тебя любят, а чужих можно убивать, потому что они тебя не любят. Но однажды Мощный Удар случайно застрелил пару своих. И оказался изгоем. Его искали чужие, чтобы наказать, искали свои – для того же. Получилось, что его теперь не любил никто, и Мощного Удара это обижало. Поэтому однажды он захватил самолет, хоть толком не понимал зачем. Ему просто нравилось, что все испуганы. Если меня не любят, пусть хотя бы боятся, – думал он. – Я уничтожу весь мир, и тогда меня оценят! – мечтал он, не смущаясь тем, что в уничтоженном мире его некому будет оценить. Самолет летел над Бермудией, Мощный Удар устал грозить пассажирам пистолетом и гранатой и вести по телефону бесплодные переговоры с представителями властей сразу нескольких стран. Они предлагали деньги, он отказывался. Его спрашивали, каковы условия, он не мог сказать ничего определенного. В нем к этому моменту боролись два противоположных желания: он хотел всех уничтожить и хотел, чтобы все его любили. Отчаявшись, запутавшись в своих мыслях, он поднял гранату, чтобы взорвать себя и самолет…
И пропал вместе со всеми пассажирами, которые тоже устали бояться и желали оказаться где угодно, лишь бы не здесь.
В Бермудии Мощный Удар взял себе грозное имя. Ему было одновременно и плохо, и хорошо – как человеку, который лежит одним боком у жаркого костра, а в другой бок ему дует снежный полярный ветер. Плохо оттого, что он по-прежнему хотел уничтожить весь мир, но весь мир оказался недоступен. А хорошо оттого, что его все любили.
Ну, как все – не все, конечно. Живых бермудян не заставишь себя любить, если они того не захотят. Зато бермудийское пространство так устроено, что чутко улавливает желания и как может их удовлетворяет. Ежедневно виртуальные толпы встречали Мощный Удар утром и признавались ему в любви. Он получал любовные послания. Примерно раз в полчаса в его офис приходила красивая девушка и говорила, что он самый лучший на свете. И пусть всё было не совсем взаправду, Мощному Удару это очень нравилось.
Однако он не мог без своих и чужих, поэтому обрадовался, когда узнал, что в Бермудии есть две партии. Он стал зеленым – ему все равно было, кем стать, лишь бы окружающие привычно поделились на своих и врагов. И постепенно выдвинулся на высокий пост. Как говаривал Ольмек, цитируя одного известного писателя: «Полезно иметь под рукой человека, на непорядочность которого всегда можно положиться!»
Однако мы отвлеклись, пора вернуться в зал заседаний ЦРУ.
Ольмек сказал:
– Хорошо. Будем соблюдать субординацию. Мощный Удар, ваше мнение?
– Мое мнение отрицательное! Что, нет других кандидатов? Пацанов каких-то будем выбирать!
– Але, дорогой мой! – оборвал его Ольмек. – Мы спрашиваем не об этом! У нас экстремальная ситуация: десять экземпляров одного человека. А впереди выборы, где все может зависеть от одного голоса!
– Но они же отцы кандидатов, насколько я знаю? – спросил Мощный Удар.
– Да. И при чем тут это?
– При том, что нечего выбирать малолетних!
Ольмек наморщил лоб: он не мог постичь логики Мощного Удара. А логики никакой не было: Мощный Удар просто был обижен, что его кандидатуру даже не рассматривали, поэтому и переводил всё на эту тему.
– Если позволите, уважаемый враг? – обратился Мьянти к Ольмеку.
– Да.
– Господин Мощный Удар, предстоит решить – что делать с десятью экземплярами одного человека. Только это. Других вопросов не касаться.