— Ну, в натуре! Цветы я должен отдать?
— Ты че, в отделении доспать хочешь? — спросил костистый. Они рядились под ментов!
Пять метров.
— Бля буду! Не найду, мне же домой не войти!..
Три метра.
— Эй, кореша, что вы как неродные…
Метр. Я протянул к костистому букет, нафаршированный пистолетом.
И тут Кот прыгнул. Никогда нигде никому — Ирине Родниной или Оксане Баюл, Гриценко или Пахомовой — не снился такой «двойной тулуп»! Без поддержки! С наручниками за спиной! Фантастической разножкой он с лета, как косой, срубил конвойного перед собой на асфальт и, не переводя дыхания, в плавном приземлении вломил ему коленом по яйцам.
Во времени, расслоенном, как босфорская вода, секунды этих падл текли очень плавно, зримо, рельефно, а мои неслись, как велосипедные спицы на солнце.
Бандаморда, ведущий Теслимовку, стал рапидно вытягивать правую руку из кармана, а чемодан — сука! — все равно не выпускал. Дурак, надо было держаться не за ручку чемодана, а за рукоятку пушки. Твой флажок на часах упал, как мои замечательные цветы-птицы опали на тротуар, обнажив «беретту», упертую ему в пузо.
— Стреляю, сука! — сказал я убедительно. — Не шевели рукой в кармане, потом дырки не заштопаешь…
И чтоб не искушать этого урода, неожиданно ударил лбом в лицо — хруст хрящей и его короткий вопль еще не стихли, а я уже вынимал из кармана его «Макарова».
— Сережа! Сзади!.. — полоснул улицу пронзительный Ленкин визг.
Я рухнул с подкатом и переворотом наземь и увидел, как от кофейного «Жигуля» бежит ко мне третий боец с пистолетом, вдруг харкнувшим коротким дымком. Взвизгнула рядом пуля, но еще не смолк гулкий тяжелый шлепок выстрела из «ТТ», как короткой злой серией татакнула очередь из автоматического браунинга, и бегущий подпрыгнул, споткнулся и стал медленно проседать, заваливаясь вперед, пока не врубился в мостовую. Я оглянулся — Лена стояла у капота нашего джипа, и в руках у нее плясал никелированный пистолет.
Значит, так, давайте договоримся: «лежачих не бьют» — это придумали лежачие, которые собрались убивать стоячих. Бьют и лежачих! Особенно если не хочешь прикончить, а собираешься всерьез отключить.
Вырубил я их. Переднему, которого так четко приземлил Кот, не повезло особенно — он поднял голову, высунул ее наружу из-под навалившегося Кота.
Спросите любого футболиста — идеальная позиция для штрафного удара с навесом на ворота. Лаковые туфли хуже бутсов, но все-таки…
Бедная Теслимовка была в обморочном состоянии. Лена волокла ее за руки в джип, она упиралась.
Кот орал мне:
— Ключи у них отбери! Там от браслетов… Чемодан, чемодан возьми!
Отобрал. И пистолеты. Подошел к стрелявшему в меня водиле, которого подсняла Лена. Вокруг бедра натекала бурая лужа, венозная. Поднял валяющийся «ТТ», и он тонким, дребезжащим голосом сказал:
— Не стреляй, брат…
— Нужен ты мне, говнюк!
Ухватил коричневый чемоданчик и потащил Кота к машине:
— Шевелись, шевелись… Милицию ждешь?
— Не жду, Серега. Закон — на злых собак не зови волков…
— Лена, за руль! — скомандовал я. — Все, поехали…
Не знаю, как там получилось по быстрому времени, струей мчащемуся поверх Босфора, а по обычному, московскому летнему времени — думаю, секунд в пятнадцать уложились. Может, в двадцать…
Лора немного успокоилась, ее перестал бить колотун. Тесно прижавшись, она тихо сидела рядом со мной, будто дремала.
А Серегина подруга — девка-молоток, крутит баранку, негромко напевает модный хит «Белив», покуривает сигарету, хоть бы хны!
— Сережа, ко мне надо ехать, — сказала она, как только мы с визгом дернули с Куликова поля нашего, с Ледового побоища на Бородине. — Надежнее всего. Там искать будут в последнюю очередь…
— Поехали, — согласился Серега. — Езжай не быстро, не нарушай.
Она вздохнула, на миг обернулась ко мне:
— И это говорит мне полицейский якобы с человеческим лицом! — И тихо, ликующе засмеялась: — Который втравил меня в страшные уголовные события! Невинная чистая девушка попала в бойню, как кур в ощип…
— Невинная чистая девушка, не говорите этого никогда при болгарах! — драматически воскликнул я — не мог удержаться, не поделиться с таким боевым товарищем из сокровищницы жизненных наблюдений.
— Почему? — удивилась она.
— У меня был дружок, Любомир Танев, чемпион Болгарии. У нас на соревнованиях услышал про этого самого кура и пришел в ужас от такой садистской жестокости. На их южнославянской фене кур обозначает мужской член, и Любо никак не усекал, зачем его совать в щи, в любимый всенародно, можно сказать, кипящий кислый суп из капусты…
Серега положил ей руку на колено:
— Так, Лена, все в порядке. Жить будет — шок прошел, Кот вернулся в свой репертуар… По-моему, я рановато расстегнул на нем наручники. Его надо, как Пугачева, возить по Москве в клетке.
— А ты молчи! — строго окоротил я его. — Вы, Лена, не верьте первому впечатлению, оно обманчиво. Смотришь на Серегу — такой, кажется, солидный господин, на службу по утрам в смокинге чапает, а на самом деле он паренек незамысловатый.
— Обидеть художника может каждый, — заступилась за него Лена.
— Клянусь, правду говорю! — сказал я и поклялся нашей старой дворовой клятвой: — В рот меня тя-ля-па-тя жареными пончиками!
И Серега вспомнил, засмеялся — лет двадцать пять назад мы присягали на правду этой чепухой. Я хотел его вывести из стресса, немного разрядить, развеселить — ему сейчас наверняка очень тяжело. Он ведь там, на мостовой в Теплом Стане, шагнув с тротуара, сделал очень трудный, жизнераздельный шаг. Про него, ненормального, наверняка в служебных аттестациях кадровики пишут — «лично честен»…
— Так вот, сообщаю вам, Лена, что учеником в средней школе этот красавец был вполне убогим. И помогал ему наш общий друг, наоборот, очень талантливый, тогда он был гордостью школы и звали его Хитрый Пес. Сейчас он выбился в большие люди, заведует огромным зверинцем… При правильном вашем поведении я вас с ним познакомлю как-нибудь.
— Спасибо большое! — радостно согласилась Лена. — Мечтаю заглянуть в зверинец…
— Ну, однажды бьется Хитрый Пес с бедным Серегой час, другой, растолковывает какое-то уравнение или теорему, а может быть, закон природы… Мне это, честно говоря, все едино — бим-бом, не упомню сейчас…
— Я догадываюсь, — поддакнула Лена.
— Не берет Серега объяснение в ум, не врубается, о постороннем мечтает, и наконец завизжал от отчаяния Хитрый Пес: «Как же можно быть таким тупым кретином! Как это можно не понимать?» А Серега ему мягко так, спокойно, ласково говорит: «Не злись, Саня! Я не кретин, честное слово! Просто у меня совсем другой ум»…