Она была почти такая же по размерам, и так же в центре находился кухонный остров со столом. Над ним висели кастрюли из нержавеющей стали и прочая металлическая утварь, а не мои фарфоровые ложки и медные горшки, но к нему было так же удобно прислоняться. Тяжелый антикварный стол – близнец нашего – стоял у стены точно там, где я и ожидала. Даже шкафчики были в том же стиле и полки того же цвета. Только пол был кафелем выложен, а не линолеумом застелен.
За мойкой, где у меня располагалось единственное окно, выходящее на кладбище, здесь был целый ряд окон, в которых видны были снежные поля вплоть до серой ленты реки Огайо. Поместье у родителей Айви было немаленькое – хоть скотину паси.
На плите кипел чайник, и пока Айви снимала его с огня, я плюхнула сумку на стол – у стула, где сидела бы, будь я дома.
– Симпатичная кухня, – ехидно заметила я.
Айви настороженно на меня глянула, явно обрадовавшись, что я отложила дискуссию о Стриже.
– Дешевле было переделать две кухни одновременно, – сказала она, и я кивнула.
Здесь было тепло, я сняла пальто и повесила его на спинку стула.
Вытянувшись так, что обнажилась поясница, Эрика сняла стеклянную вазу с чем-то вроде печенья. Прислонившись к столу, она слопала одно и предложила другое Айви, но не мне. Я заподозрила, что это не печенье вовсе, а те картонные на вкус кругляши, которыми пичкала меня Айви прошлой весной, когда я оправлялась от сильной потери крови. Что-то вроде вампирских сникерсов – помогают им поддерживать… э-э… ну, стиль жизни.
Далекий топот стал громче, и я повернулась к дверце, которую посчитала дверью кладовки. Она открылась: там была лестница вниз. Из темноты поднимался высокий мрачный мужчина.
– Привет, пап, – сказала Айви, и я выпрямилась, улыбаясь ее смягчившемуся голосу.
– Айви… – Мужчина просиял, ставя на стол поднос с двумя пустыми чашками.
Голос у него был рокочущий, под стать коже – бугристой и грубой. Я опознала в ее текстуре шрамы, оставшиеся от Поворота. Кого-то болезнь больше затронула, кого-то меньше, колдуны, пикси и фейри не пострадали совсем.
– Стриж приехала, – с улыбкой сообщил он.
– Я ее встретила, – сказала Айви, и он удивился, что больше она ничего не добавила. ин выглядел усталым, спокойно глядя карими глазами, он коротко обнял Айви. Слегка волнистые черные волосы обрамляли его лицо, морщины на котором появились скорей от треноги, чем от возраста. Ясно было, в кого Айви такая высокая: живой вампир был действительно высок, с той утонченностью, которая делала сухопарую фигуру скорее привлекательной, чем наоборот. Одет он был в джинсы и ничем не примечательную рубашку. На шее, если приглядеться, видны были шрамы, и на руках ниже закатанных рукавов – тоже. Трудно, наверное, когда жена – нежить.
– Хорошо, что ты заехала, – сказал мужчина. Он быстро глянул на меня и на крест на моем браслете, прежде чем снова с улыбкой повернуться к дочери. – Твоя мать вот-вот поднимется. Она хочет с тобой поговорить. Стриж привела ее в хорошее настроение, на редкость хорошее.
– Нет. – Айви шагнула от него прочь. – Я хотела кое-что у тебя спросить, и все.
Он коротко кивнул, тонкие губы выразили покорное разочарование. Мой демонский шрам чуть кольнуло, когда он стал наливать кипяток во вторую чашку. Звон фарфора казался слишком громким. Скрестив руки, я прислонилась к столу, пытаясь переключиться. Я надеялась, что покалывание – остаточная реакция на Стрижа, а не новая – на отца Айви. Не думала я, что это от него. Он слишком спокойным выглядел, чтобы внутри кипеть от жажды крови.
– Папа, – позвала Айви, видя мою тревогу. – Это Рэйчел. Рэйчел, это мой папа.
Словно зная о моих проблемах со шрамом, Айвин папа не подошел ко мне. Он забрал у Эрики печенье и положил его обратно в вазу. Девица надулась, ее отец поднял бровь – она состроила гримасу.
– Рад встрече, – сказал вампир, снова повернувшись ко мне.
– Здравствуйте, мистер Рэндел, – откликнулась я.
Не нравилось мне, как он смотрит на нас с Айви. Мне вдруг показалось, будто меня на смотрины к родителям привели, и я покраснела. Не нравилась мне его понимающая усмешка. И Айви тоже, наверное. – Прекрати, папа! – Айви вытащила стул и села. – Рэйчел моя соседка, а не сожительница.
– Не забудь убедить в этом Стрижа. – Его тощая грудь активно двигалась: он втягивал запахи эмоций. – Она ради тебя приехала. Все бросила. Хорошенько подумай, прежде чем это отвергнуть. Она хорошего рода. Непросто найти линию, не прерывавшуюся тысячу лет.
Их напряжение захватило и меня, я замерла.
– Господи, – простонала Эрика, снова запуская руку за печеньем. – Не начинай, пап. Мы уже вляпались только что в холле.
Сверкнув зубами в улыбке, он забрал у нее печенье и откусил.
– Тебе разве не надо на работу? – спросил он, проглатывая.
Эрика вздрогнула:
– Пап, я хочу на концерт пойти. Все мои друзья идут!
У меня брови поднялись. Айви чуть заметно качнула головой: ответ на мой подразумеваемый вопрос, не сказать ли нам, что мы туда идем и сможем за ней присмотреть.
– Нет, – ответил ее отец, стряхивая крошки и доедая печенье.
– Но, папа…
Он взял из вазы еще три.
– Ты не отвечаешь за себя…
Эрика надулась, привалившись к столу.
– Прекрасно отвечаю.
Он выпрямился, в лице появился намек на твердость.
– Эрика, твои гормоны даже сейчас прыгают вверх-вниз. Ты то сохраняешь самообладание в стрессовой ситуации, то теряешь его, глядя телевизор. Ты не носишь чехлы, как тебе велено, и я не хочу, чтобы ты случайно привязала кого-нибудь к себе.
– Папа! – крикнула она, заливаясь яркой краской смущения.
Айви достала из шкафа пару стаканов и фыркнула. Мне стало не так неловко.
– Знаю, знаю… – сказал ее отец, поднимая руки и склоняя голову. – У многих твоих друзей есть тени, и тебе кажется очень привлекательным, чтобы кто-то ходил за тобой следом, заглядывал в глаза и всегда был на подхвате. Ты – центр их вселенной, и кроме тебя они никого не видят. Только, Эрика, привязанные тени – это большая ответственность. Это не домашняя зверушка, которую можно подарить приятелю, если тебе надоест. Им нужно внимание и забота. Ты слишком юна для такой ответственности.
– Ну хватит, пап! – сказала Эрика, явно обидевшись. Айви достала из холодильника пакет апельсинового сока, и я села за стол. Интересно, сколько из сказанного предназначалось Эрике, и сколько – чтобы отпугнуть меня от его старшей дочери. Отпугнуло, а как же. Если бы я еще в этом нуждалась… Лицо живого вампира посуровело.
– Ты вела себя легкомысленно, – сказал он довольно резким тоном. – Пускалась на риск, который может завести тебя гуда, куда сама не захочешь. Не думай, будто я не знаю, что ты снимаешь чехлы, едва выйдя за дверь. Ты на этот концерт не пойдешь.