Он впервые задумался об этом только теперь, сгорбившись в грязном крохотном переулке. Странное дело, но вместо того, чтобы окончательно ввергнуть в бездну отчаяния, эта мысль подарила ему некое чувство свободы. Так бывает, когда входишь в комнату, и все вдруг замолкают, и ты понимаешь – да, они тут действительно перемывали тебе косточки и кто-то говорил, что у тебя ноги тухлой рыбой воняют… А ты думаешь об этом и понимаешь, что тебе вообще-то плевать.
Итак, из города ему придется бежать. Ну и что с того? Теперь он волен отправиться, куда только пожелает. Где-нибудь он рано или поздно себя обретет – да там и останется.
Потом он вспомнил, как, живя в сиротском приюте, они с мальчишками иногда удирали на путепровод и смотрели, как тяжело пыхтевшие паровозы тащили к станции составы. А еще возле железнодорожных путей обитал бродяга по имени Чокнутый Карл. Он собирал стеклянные бутылки. Чокнутый Карл устроил себе логово в проржавевшем вагоне, брошенном возле дороги. Там он кое-как укрывался от дождя, ветра и холода. Уилл невольно задумался, лежал ли на прежнем месте этот вагон. И жил ли в нем по-прежнему Карл?
Существовал только один способ выяснить это.
Когда сердце перестало отчаянно колотиться и вновь застучало как положено, Уилл выглянул из переулка и посмотрел в сторону железнодорожной станции и путепровода. Сегодня надо будет попробовать отоспаться. А завтра – сесть в поезд.
Лайзл только-только заснула, когда возле постели наметилось какое-то движение. Длинный палец погладил ее по щеке, и на какой-то миг она вновь ощутила себя маленькой девочкой, жмущейся лицом к бархатистому мху на могиле матери – там, где над прудом склонялась рослая ива. Потом Лайзл открыла глаза и, конечно же, снова оказалась все там же, в чердачной комнатке, из которой ее так долго не выпускали. Прямо в лицо ей смотрели лунно-серебристые глаза Узелка, и она даже расслышала возле уха тихое «мррав».
А рядом с кроватью стояло По. Привидение выглядело довольно-таки бледным – если можно так сказать о существе, сотканном из сгущенных теней.
– Привет, – сказала Лайзл, садясь на постели. – Вот уж не ждала, что ты так скоро вернешься!
По не стало уточнять, что вообще-то совсем не собиралось возвращаться.
– Мы опять виделись с твоим отцом, – сказало оно. – Он услышал все то, что ты просила ему передать.
Лайзл так разволновалась, что попыталась схватить привидение за руки. Ее пальцы едва ощутили сопротивление чего-то чуть плотней воздуха, а привидение, кажется, содрогнулось.
– В самом деле? Ты правда рассказало ему? И как он выглядит там? Он что-нибудь говорил?..
По слегка попятилось прочь от кровати. Прикосновение до некоторой степени лишило его присутствия духа. По умело проходить сквозь кирпичные стены, ничего особенного при этом не чувствуя. Оно могло безболезненно растворяться в воздушных течениях. Но вот прикосновение рук девочки… Казалось, Лайзл способна была дотянуться до самой сущности По. Привидение хорошо понимало, что его сущность не имела отношения к материальному миру. К ней никто не мог прикоснуться и подавно – разрушить. Очень полезное свойство.
Люди могли пихать тебя и пинать, садиться тебе на шею, проверять на вшивость. Они могли даже разрушить тебя, быстро или медленно. И все равно – в твоем сердце, в душе что-то да останется неприкосновенным.
По ничего этого не знало, покуда было живо. Зато теперь все это было известно его призраку.
– Он сказал, что ему определенно не следовало есть какой-то суп, – припомнило По и стало ждать, будет ли это что-нибудь значить для Лайзл.
Однако она лишь задумчиво выпятила губы, почти коснувшись ими носа, и спросила:
– Суп?.. Какой еще суп?..
– Не знаю. Просто он так сказал.
– А еще он что-нибудь говорил? – жадно спросила Лайзл. Как же ей было обидно, что По смоталось в страну мертвых и обратно только затем, чтобы сообщить ей о какой-то невкусной еде!
– Да, – помедлив, ответило По. – Он сказал, что ему надо домой. В какое-то место, где растет ива. По его словам, там он сможет отдохнуть. Обрести покой. Еще он сказал, что ты сможешь доставить его туда.
Лайзл какое-то время сидела очень тихо… Она была так неподвижна и так бледна, что По даже несколько испугалось, хотя давным-давно уже отвыкло бояться живых. Живые – они ведь такие хрупкие, они так легко гибнут и распадаются… У них кости, способные ломаться, непрочная кожа и еще эти сердца, которые вдруг отказываются работать, испускают тихий вздох и переворачиваются верх тормашками…
Кажется, с Лайзл именно это и собиралось случиться. Она сидела в постели, скомкав у пояса тонкое одеяло, и была очень похожа на готовое вот-вот разбиться стекло. А привидению очень не хотелось, чтобы это произошло.
Кажется, Узелок тоже что-то почувствовал. По увидело, как расплывчатая косматая тень расплылась еще больше, снова обрела четкость, расплылась, опять уплотнилась… Это Узелок пытался слиться с Лайзл, только у него не получалось. За живыми такое водилось, они всегда были сами по себе – и никаких вариантов. Они не умели сливаться. Они умели быть только самими собой. Иногда, по правде говоря, у них даже и это толком не получалось.
– Значит, я должна отнести его прах к иве и пруду, – вдруг прошептала Лайзл, и в ее голосе звучала уверенность. – Я должна похоронить папу рядом с мамой, и тогда его душа отправится дальше… в Иную Жизнь.
Она смотрела прямо туда, где у По полагалось находиться глазам, не будь оно привидением. И вновь По ощутило, как самая сердцевина его сущности затрепетала в ответ.
– А ты мне поможешь, – докончила Лайзл.
Вот к этому привидение оказалось не готово.
– Я? – несчастным голосом выговорило оно. – С какой стати?
– С такой, что мы ведь друзья, – ответила Лайзл.
– Друзья, – повторило По. Слово показалось ему совсем незнакомым. Что-то шевельнулось в запечатанной глубине памяти, возникли смутные отзвуки внезапного смеха, запах толстой вязаной шерсти, что-то мокрое на щеке… Мы играли в снежки, внезапно сообразило По и даже удивилось, откуда всплыли эти слова. Оно целую вечность их не вспоминало. Так долго, что миллионы звезд успели разлететься пылью и вспыхнуть опять… – Ну ладно, – сказало По, никак не ждавшее, что во всей Вселенной у него снова заведется хотя бы один друг. – Я тебе помогу.
– Я знала, что ты мне не откажешь! – вскрикнула Лайзл и хотела обнять привидение, по ходу дела чуть не свалившись с кровати, потому что вскинутые руки не нашли опоры. Однако потом у нее внутри ни дать ни взять что-то поникло, она откинулась на подушки и с отчаянием проговорила: – Вот только зряшная это затея. Ничего у нас не получится. Как мне папу под ивой похоронить, если мне с чердака-то спускаться запрещено? Сколько месяцев я уже тут сижу под замком! Августа знай твердит, будто снаружи повсюду такая жуть, что меня тут держат ради моей же безопасности. А дверь запирается снаружи. И ее отпирают всего дважды в день, когда Карен мне приносит поесть…