Но и подлинно умный человек наверху – большая редкость. Почему? Потому что, при прочих равных, цели достигает тот, кто к ней сильнее стремился и кто был больше способен ее достичь. Достигший власти человек – как правило редкий умница по части достичь власти и удержать ее. Это дело первейшее – иначе обойдут конкуренты, сковырнут, скомпрометируют. Умение говорить что надо где надо, ладить с нужными людьми, обольщать и обещать, нравиться и запугивать – тут он умен.
А вот по части распорядиться властью правитель может быть совершенно зауряден. И то: он ведь вынужден пускать все свои умения прежде всего на то, чтоб добиться и удержаться. А править – это дело другое, тут многое может не нравиться народу, а многое – окружению лидера, да и пока он занят государственными делами – конкурент может все силы употребить на сковыривание его.
Поэтому наибольшая удача для народа – это умный и энергичный абсолютный монарх. Ему не приходится думать (условно предположим) об удержании власти, и все силы и ум идут на собственно правление. Но поскольку и монархи чаще были идиотами, они больше не фурычут.
Обычно правитель – среднего же ума человек, безмерно властолюбивый, который очень умен и талантлив как карьерист – достичь места и сидеть на нем, в вопросах же отправления власти он тебя не умнее, в общем; огромный аппарат советников и профессионалов управления сидит под ним, и вообще может без него обойтись, но – нужен кто-то на это координирующее место.
8. Может ли правитель быть хорошим человеком?
Если у тебя еще были иллюзии – отдохни от них. Нет, не может. Есть желание – перечитай Макиавелли.
Во-первых. Хорошим – значит честным, добрым, верным, порядочным, высокоморальным. Значит, при столкновении прагматического интереса с моралью он должен предпочесть мораль. Ага. А победит в жизни тот, кто предпочтет расчет. Вот и всего делов. Выгодно для победы в деле и достижения своей цели быть хорошим – будет хорошим, а надо солгать, предать, убить, подкупить, чтоб подняться еще на ступеньку вверх – он и это сделает, и обойдет твоего хорошего человека.
Во-вторых. Властолюбец – человек резко вышесредней энергетики, ему много от жизни надо, он много может. А это сказывается во всех сферах чувств – властолюбец неизбежно жаден до удовольствий. Женщин! вина! украшений! вилл! Да, Сталин или Франко были весьма скромны в быту – но, во-первых, это немногие исключения из общего правила, и, во-вторых, они обладали столь огромной личной властью, целая страна и так принадлежала им, что пьянящее сознание обладания всем становилось своего рода психологической мастурбацией. Кроме того, они пришли к настоящей власти уже в весьма зрелом возрасте. Если же взять ребяток помоложе, либо одной ступенью пониже – вот там жадность ко всем проявлениям жизни разворачивалась обязательно. Перетраханный Кировым Мариинский театр, царские сокровища членов ЦК КПСС, постельные услады и коррумпированные миллионы американских президентов, и так далее.
В любом человеке сидит комплекс: если бы я был самым главным – ух я бы себя усладил, особенно если б были средства, чтоб никто не узнал. Правители в этом отношении – точно такие же ребята, как ты. Только у них в самом деле есть средства. Вот и блядуют, мстят личным врагам, набивают карманы и продают друзей, если те уже не нужны или слово не так сказали. Нормальный ход.
А кроме того. Чем больше ты хочешь совершить, тем большее сопротивление тебе приходится преодолевать – окружения, подчиненных, народа. Ибо у всех есть свои личные интересы, которые они хотят сохранить и умножить. А Петр I гонит их воевать, флот строить, город возводить, людишек разоряет, судьбы гнет по своему усмотрению. А был бы добр и хорош – снизошел бы к слезам и горю человеческому, и не стал бы реформировать государство.
Не говоря о войне, любые крупные военные учения – это неизбежные травмы и какие-то человеческие жертвы. А что делать, учений не проводить?.. За какое бы крупное дело ни брались люди – кто-то платил своими жизнями. Открытия земель, научные открытия и технические изобретения – и везде гибели, и везде лидеры, готовые брать на себя ответственность за смерть других. Какая ж тут на фиг хорошесть.
Резюмируя. Наши пороки – суть продолжение наших достоинств (как бы за гранью на другой половине «цилиндра чувств» – см. Ч. 1, гл. 2, п. 5, «Полнота жизни»). Лидер, человек повышенной энергетики, имеет и достоинства и недостатки крупнее средних. Но достоинства-то должны лежать в сфере деловой, конкретной, – а недостатки в сфере моральной, что делам только помогает либо не мешает. Так что с моральной хорошестью есть большая напряженка.
9. Власть развращает. А еще бы нет. Если все можно, так приотпускаешь тормоза желаний – возможности огромные, а имеющегося человеку всегда мало. А привычка приходит быстро.
Вдобавок власти льстят, поддакивают, угождают, и тебе очень быстро становится просто невозможно оценивать свои поступки: остается только внутренний критерий «хорошо-плохо», а с внешним миром и соотнестись невозможно по моральной шкале: что ни делай – все объявят хорошим и замечательным. На сотый раз поверишь этому.
Чудовище Калигула был до трона чудным мальчиком, любимцем армии и народа.
А поскольку человек при любой возможности двигает свои поступки в сторону получения сильных ощущений, а с привыканием требуются для ощущений той же интенсивности все большие действия, – то человек во власти, границы возможностей которого изрядно расширены, наворачивает дел дальше-больше. Царствование многих знаменитых и страшных деспотов было вначале кротким и человеколюбивым. Тот же Нерон. «Дней Александровых прекрасное начало». И т.д.
10. Какого правителя любят? Того, который всегда может употребить власть тебе во зло, однако по собственному усмотрению употребляет ее тебе во благо. Того, кого побаиваются, никогда не забывая страх перед возможностью его гнева и немилости. Это напрягает чувства. Это рождает благодарность и умиление уже потому, что мог бы тебя сожрать тигр, а он тебе мурлычет и мясо носит.
Никого не любят так, как сильных и страшных, если убеждены, правдой или неправдой, что правитель о них заботится денно и нощно и сам любит их превыше всего. Гитлер и Сталин пользовались такой любовью широких масс, какая Рузвельту с Черчиллем и не снилась.
Ограниченного демократическими законами президента любят очень мало, и уважают не больше. А недостатков полно. А говори что хочешь. А я тоже гражданин, хрен ли он мне сделает. А что он вообще может, что в нем толку, если собственным врагам не может головы откусить.
Масса уважает силу и обожает силу. Только меня не тронь! – и тогда я тоже за тебя душой и телом: я тоже велик и страшен хоть капельку причастностью к твоему величию и твоей страшности. А это мне лестно, приятно, значителен я.
Отношение массы к вождю – сродни отношению детей к отцу. Любить просто хорошего, доброго и заботливого – для этого надо подрасти, понять, созреть чувствами. А так – как узнают дети, что отец сильный и грозный (значит, всегда оборонит от врагов, не даст пропасть), если на себе не чуют иногда его страшного гнева?