– Ну!
– А ты можешь сказать, есть у меня музыкальный слух?
– В принципе могу! А тебе зачем?
– Интересно!
– Давай попробуем! Айда ко мне!
– Зачем?
– Ну, я тебя проверю!
– А тут тебе слабо?
– А зачем надо на виду у всех? И потом, у меня дома пианино, с ним легче проверить.
– А ты на пианине хорошо играешь?
– Говорят, прилично. Да ты что, боишься?
У меня сейчас никого дома нет.
– Ладно, пошли.
Я чувствовал себя дико польщенным, Мирон был отпетым хулиганом и большим авторитетом во дворе, сама понимаешь. И слух у него оказался просто великолепным! Я ему это сказал, а он в ответ:
– Слышь, Узбек, если кто во дворе обижать будет, мне скажи! И еще… Ты когда-нибудь в оперном театре был?
– Ну, сколько раз! Меня бабушка водила!
– А это… не скучно?
– Ну, по-разному бывает. Вот мы на Вагнера ходили, мне скучно было.
Он как-то засмущался.
– Знаешь, у нашей соседки пластинка есть, она часто ее заводит, там мужик какой-то поет: «На земле весь род людской…»
– А, это из «Фауста» Гуно.
– Ты эту штуку знаешь?
– Всю оперу? Нет.
– Ну, а вот это про род людской?
– Знаю!
– Я вот сейчас тебе попробую напеть, сможешь определить, правильно я пою или же нет.
– Смогу! Валяй!
И он запел! С одной стороны, это было смешно – такой шкет Мефистофеля поет, а с другой – это было просто здорово! И голос у него был, мальчишеский совсем, но был! Короче, на другой день я отвел его к подруге моей бабушки, которая была аккомпаниатором детского хора. Она его послушала, ахнула, сказала, что у парня абсолютный слух, но в хор ему поздно, вот-вот голос ломаться начнет, но заниматься музыкой ему необходимо, тем более что способности редкие, а он даже нот не знает. Она стала с ним заниматься, совершенно бесплатно, а когда мать Мирона окончательно спилась, забрала парня к себе и даже завещала ему свою крохотную квартирку в Кузьминках.
А потом он куда-то исчез. Говорили разное: то посадили его, то за границу сбежал, короче, сгинул. И вот несколько лет назад, я как раз дирижировал «Фаустом» в Будапеште, такой помпезный спектакль, но состав был отличный, успех нешуточный, и вдруг после спектакля Аллочка мне шепчет: «Фархад, там к вам какой-то человек рвется, странный такой, говорит: “Передай Фарику, что к нему Мирон!”» Я еще не отошел от спектакля, даже сразу и не сообразил. И вдруг смотрю, и глазам своим не верю! Мирон! Шикарно одетый, весь какой-то значительный такой, руки ко мне протягивает и говорит вдруг: «Фарик, а фагот у тебя в первом акте слегка сфальшивил!»
Я начал хохотать как сумасшедший! Обрадовался жутко. Ну, мы пошли с ним посидеть в ресторанчик, и он мне рассказал… История, заслуживающая внимания, как минимум. Короче, он, конечно, авантюрист, и бандитская стихия девяностых не прошла мимо, он, уж не знаю как, но заработал кое-какие деньги и подался, куда бы ты думала?
В Милан! И окончил Миланскую консерваторию!
– Боже мой! По вокалу?
– Да! У него неплохой голос, баритон, но ничего выдающегося, к тому же он прекрасно понимает, что с его внешностью в опере ему мало что светит, но зато с дипломом Миланской консерватории он сможет всегда найти себе применение в оперном деле. Он занялся бизнесом, никак с оперой не связанным, и у него пошло дело. Но ему втемяшилось стать вторым Дягилевым! Он очень умный, трезво себя оценивает и прекрасно понимает, что делать широковещательные заявления пока не стоит. Поэтому он решил для начала не соваться в Париж или Лондон, а сделать русский проект в Голландии. И привлек к этому меня. Мы, наверное, года два обсуждали все по-дробности и пришли к выводу, что проект должен быть максимально доступным и демократичным.
– Согласна! Ну надо же, как интересно. Фарик, а он женат?
– Был. На какой-то певичке из Сочи. У него есть дочка, он их вывез в Европу, а сам с ними не живет. А ты что, глаз на него положила? – засмеялся Фарик.
– С ума сошел! Просто он мне симпатичен.
– Да, это истинно русская натура… И знаешь, у него замечательный вкус, во всем, исключительно одаренный тип.
– А какой у него бизнес?
– Что-то связанное с производством фруктовых соков. Знаешь, что он мне недавно заявил? Что я нагло использую тебя в личных целях…
– Что? – ахнула я.
– Да-да, что ты способна сделать карьеру многим талантливым музыкантам, а я тебя узурпировал…
– Но это же мой выбор!
– Жень, ты пойми, он человек дико увлекающийся, сейчас для него Мунтяну свет в окне…
И он считает, что ты могла бы заняться его карьерой лучше, чем кто-то другой!
– Ерунда! Я вокалистами никогда не занималась, у меня нет связей в этом мире, да и вообще… Я не хочу! С меня хватит. Я его раскручу, а он уйдет к кому-то покруче… Нет, меня моя роль вполне устраивает. Мне хорошо, интересно, я увлечена еще и вашим проектом, а больше мне ничего не надо. А Мунтяну после премьеры, я думаю, заметят и так. Хотя, конечно, Роберт не та партия… Да нет, у него такой волшебный тембр… Любая женщина задрожит и оценит…
– Жень, а у тебя… кто-нибудь есть?
– Что ты хочешь спросить? Есть ли у меня любимый мужчина?
– Ну да, – чуть смущенно улыбнулся он.
– Есть.
– А как его зовут?
– Пафнутий!
– Как?
– Пафнутий!
– Что это такое? Пафнутий!
– Вот такое у него оригинальное имя!
– Ты меня разыгрываешь!
– А хочешь, покажу его фотографию?
– Покажи!
– Вот доедем до места, покажу!
– Договорились! Надо же, Пафнутий!
Но по приезде в Дюссельдорф нам обоим было уже не до лирических разговоров. Фарику поступило предложение возглавить Оперный театр в Ташкенте. Он пришел в смятение.
– Женя, я в растерянности! С одной стороны, я все-таки узбек, а с другой – я в куда большей степени уже европеец. И там, я знаю, придется ставить национальный репертуар, а я эту музыку не люблю. Но, с другой стороны, как я могу отказаться? Это же… Меня не поймут!
– Фарик, скажи, ты этого категорически не хочешь? Мне-то ты можешь сказать честно?
– Категорически не хочу!
– Но боишься обидеть своих соотечественников?
– Ну да.
– Не волнуйся, я что-нибудь придумаю!
– Что можно тут придумать?