Грейс почувствовала, как ее захлестывает волна благодарности и облегчения от того, что можно наконец расстаться с принципом «Я должна делать все сама».
— Хорошо, — произнесла она, отстраняясь от него.
Через несколько минут они вышли на улицу и окунулись в прохладу ночи. Грейс порадовалась, что накинула кардиган. Она направилась к старым деревянным качелям, которые висели на дереве позади домика, а Брент стал взбираться по лестнице. Качели тихонько скрипнули, когда она опустилась на них.
Грейс прислонилась щекой к толстой, грубой на ощупь веревке, и в нос ей ударил застарелый запах. Он смешался с витающими в воздухе ароматами жареного мяса и дыма горящих поленьев и перенес ее в детство. Стоило закрыть глаза, и вот ей уже снова пятнадцать.
Столько же, сколько сейчас Таш. Сердце больно сжалось в груди от нахлынувших чувств. Беспомощность, злоба, отчаяние. Всеобъемлющая грусть. Бедная Таш!
Она слышала, как Брент поднимается по ступенькам деревянной лестницы, такой же прочной, как и в тот день, когда отец Грейс соорудил ее, — они тогда только переехали в этот дом. Грейс в то время было шесть лет.
Потом раздался стук, и Брент спросил, можно ли ему войти. Его голос проникал в открытые окна домика и растворялся в тишине ночи.
Таш ответила что-то неразборчивое, а затем Грейс услышала шаги Брента и легкое шуршание, когда он садился.
Она скрестила пальцы.
Глаза Брента понемногу стали привыкать к темноте.
Здесь было полно пластиковой мебели: столы, стулья, большой кухонный гарнитур, стеллажи и шкафчики, расставленные вдоль стен. Повсюду были разбросаны детские игрушки.
Опускаясь на пол, Брент оперся о него ладонями и почувствовал, как что-то мелкое и сыпучее впивается в кожу. Песок из песочницы, не иначе. Он рассеянно отряхнул руки о джинсы.
Таш сидела, прижав колени к подбородку и укрыв ноги большим вязаным пледом — одним из тех, что лежали высокой стопкой в старом шкафу позади нее.
— Ты, наверное, пришел «выразить свое разочарование», — произнесла Таш через несколько секунд, изобразив пальцами в воздухе невидимые кавычки.
— Нет.
— Прочтешь мне дурацкую проповедь о том, что я сильная и со всем справлюсь?
— Нет.
— Что, даже не скажешь «сочувствую твоей потере»? Или «время лечит»? — у Таш вырвался резкий смешок. — Боже, как же я ненавижу банальности, всю эту чепуху. Неужели люди не понимают, что их утешения мне до фонаря? Можно подумать, я потеряла библиотечную книжку или мобильник.
— Нет. — Брент покачал головой. — Этого ты от меня тоже не услышишь. Все это полная фигня. Полнейшая. Да, вам с Бенджи пришлось нелегко. Мне бы очень хотелось чем-то помочь. Все хотят вам помочь. Я знаю, что и Грейс тоже. Но, к сожалению, вам придется самим справляться со всем этим.
Таш покосилась на него:
— Ты ведь не психиатр, нет?
Брент рассмеялся:
— Нет.
— Хорошо. Потому что ты в этом ни черта не смыслишь.
Брент снова усмехнулся, и они на некоторое время замолчали.
— Просто это как-то неправильно, — сказала Таш. — Собираться вот так, всем вместе, без них.
Брент кивнул:
— Это чувство тебя еще долго не покинет. Может быть, никогда.
Таш натянула плед до самого подбородка и внимательно посмотрела на него:
— А твои родители живут в Мельбурне?
Брент пожал плечами:
— Не знаю. Я никогда не видел своих родителей. От меня отказались, когда я был еще младенцем, и все свое детство я провел в приемных семьях.
Таш распрямилась, и плед упал на пол. Она пристально смотрела на Брента.
— Правда? Надо же, сочувствую…
Брент поднял бровь.
— Моей потере? — он улыбнулся.
Таш хотела сказать что-то еще, но замолчала, поняв, что Брент дразнит ее.
— Ну да, ну да. — Она улыбнулась и подняла плед, на этот раз накинув его на плечи.
На какое-то время снова повисло молчание, затем Таш его прервала:
— Расскажи, что ты помнишь.
Брент нахмурился. Она хотела услышать о его детстве? Что именно ее интересовало? Он, конечно, мог бы рассказать о неотступно преследовавшем его воспоминании, связанном с этим домиком на дереве, только это вряд ли было бы уместно.
— А конкретнее?
— Ты ведь знал мою маму, так? Расскажи, что ты помнишь о ней.
Ах вот оно что!
Перед глазами Брента проплыли мириады образов из прошлого — он крутил и вертел их так и эдак, разглядывая словно картинки в калейдоскопе, пытаясь найти тот единственный рисунок, который лучше всего отображал бы характер Джули.
— Помню, как однажды мы отправились на пляж Бэллз-Бич, через неделю после того, как она сдала выпускные экзамены в школе. Мы с Грейс и Даг с Джули.
— Ты и папу моего знал? — прервала его Таш.
Брент кивнул:
— Мы с Грейс встречались уже около полугода, когда появился Даг. — Брент заметил, как по щеке Таш поползла слеза, и она смахнула ее. — Она была так счастлива в тот день. Школа позади. Она упивалась свободой. Все повторяла: «Поверить не могу, я свободна!» Она плюхнулась на песок и катилась боком до самого океана. — Брент улыбнулся, вспомнив, какую радость Джули доставляла Дагу, прыгая и бегая вокруг него в своем крошечном бикини. — Вода была ледяная, но она, не раздумывая, нырнула в нее. Ее оттуда было за уши не вытащить.
Таш улыбнулась сквозь слезы:
— Она любила океан.
— Ага. Это точно, — снова кивнул Брент.
— Говорила, если выиграем в лотерею, купим дом на самом берегу. — Она снова вытерла слезу. — А папа тоже купался в тот день? Вообще-то ему никогда это особенно не нравилось.
В голосе Таш звучало нетерпение. Ее желание узнать как можно больше о прошлом было столь ощутимым, что у Брента даже в горле пересохло. Он усмехнулся:
— Окунулся разок. А вообще, ему просто нравилось разглядывать твою маму в бикини.
Таш сморщила нос, изображая отвращение, и коротко произнесла: «Фу!» Но затем у нее вырвался смешок.
— Он всегда был ненормальным.
Она снова засмеялась, и Брент — вслед за ней. Когда смех утих, он решил совершить вылазку во вражеский стан.
— Знаешь, Грейс и другие твои тети и дяди, да и бабушка с дедушкой тоже могли бы многое тебе рассказать…
Таш шмыгнула носом:
— Им тяжело вспоминать. Я не хочу причинять им боль.
Вот оно что.
Таш хотела оградить их от страданий. Брент повел плечом: